Они вступают в бой далеко от пролива, прикрывая высаживающихся на его берега солдат. У них задача защищать одно конкретное направление, не пропуская противников дальше. Себастиан смеется в голос, когда видит в прицел немецкие танки. Два из них он узнает с первого взгляда. Это они тогда прижали его отряд на ферме, а после обстреляли лагерь. Ребятам внизу не до смеха. По ним открывают огонь. Себастиан крепче прижимается к прикладу, прицеливается и… ничего. Пули отскакивают от танковой брони. От него будет толк, только когда попрет пехота, но против танков снайпер без бронебойных патронов бессилен.
Американские танки открывают огонь по врагу. Фашисты огибают собственных горящих«Тигров» и идут в атаку. Себастиан отвлекается на секунду, замечает странную тень. И именно тогда за Броком, будто из ниоткуда, материализуется немец с гранатой. Он выкрикивает ругательства на своем языке, брызжет слюной, выпучивает страшные глаза. Раздается выстрел. Немец падает на собственную гранату. Капрал подходит ближе, вытаскивает из волос лейтенанта палец подорвавшегося и криво усмехаясь, протягивает ему. Немцы отходят. В этом сражении американцы никого не теряют.
Передышка была недолгой. Немцы подтягивают новые силы и через пару часов снова бой. Брок видел огнеметы трижды в жизни, один раз в Африке, еще в начале войны, второй — на Маниле, третий — сегодня. Его ребята, те самые желторотые цыплята, которых он так усердно муштровал на плацу — сгорают заживо прямо на глазах. И он не может помочь, только отступать. И они поступают от огнеметчиков, шарахаются в разные стороны. У Чейза полыхает рукав, и Брок взваливает его на себя, перекидывая автомат через плечо. Когда его сшибает с ног ударной взрывной волной, он не замечает, приходит в себя, когда обугливаются кости на фашистском трупе. Кто-то очень удачно попал в бак с топливом.
Себастиан выбирается из своего укрытия под вечер, когда патроны кончаются. У него лицо покрыто засохшей грязью — маскировка. Форма в крови. Значит, его заметили. Тони не успевает, как следует разволноваться. Брок подлетает к своему снайперу. Хватает за подбородок, вздергивает вверх, оглядывает парня на предмет ран.
— Ты ранен?
— Она не моя.
Они стоят, привалившись в машине, слишком близко друг к другу, соприкасаясь плечами. Себастиан рассказывает, как на него напал «заблудившийся» фриц. Он заметил его чисто случайно. Уловил боковым зрением движение тени, которой там не должно было быть. Выстрелить не успел, пришлось ввязаться в рукопашный.
— Завязывайте, парни. Отлипните друг от друга, наконец!
Тони красноречиво кивает на их соединенные плечи и руками демонстрирует, каким должно быть пространство между «приличными людьми». Себастиан смущается, опускает голову, поправляет забранные в хвост волосы, неохотно отодвигается. Брок оглядывает капрала с ног до головы. Форма грязная, пилотка свешивается из кармана, прожженная дыра на брюках.
— Спасибо.
Фишер не ухмыляется как обычно, а коротко кивает, достает из кармана сигареты. Закуривает. Он помнит, что Себастиан не курит, а Броку нельзя. Поврежденное легкое не оценит такого к себе отношения. Поэтому им он не предлагает. Себастиан недоуменно переводит взгляд с одного на другого.
— Бас, — говорит Брок, — Твой чернокожий друг спас мне жизнь.
— Надеюсь, ты когда-нибудь перестанешь говорить о цвете моей кожи.
— Только после того, как ты перестанешь говорить о цвете моей ориентации.
Себастиан усмехается, слушая перепалку. Он рад, что Брок и Энтони смогли найти общий язык, почти подружиться. Грин благодарен Тони за спасение жизни своего друга. Если бы не капрал… Некому было бы ждать Брока. И теперь Фишер спасает Райта. Он, определенно, более удачливая Хейли.
Сержант очень надеется, что никто не предаст особого значения тому, что этой ночью он останется ночевать в палатке лейтенанта.
========== 24. ==========
24.
Себастиан просыпается от шума. Кто-то переговаривается у палатки. Громко смеется. Столько мата, что смысл фраз уловить удается далеко не сразу. Сержант узнает их голоса. Это ребята из разведки. Скорее всего отряд только вернулся с задания. Брок спит, закинув на него ногу. Морщит во сне нос. Себ целует его в щеку и выбирается на воздух. Голоса тут же смолкают. Парни оглядываются на звук. Смотрят непонимающе.
— Что? Можно подумать вы сами никогда до зеленых соплей не напивались? — он усмехается, — Пришлось заставить друга потесниться.
Они дружно ржут и больше не обращают на него внимания. Это хорошо. Он устал заметать следы собственной неосмотрительности. Он так устал постоянно оборачиваться и бояться.
Себ всегда любил смотреть на закат. Ему нравилось, как солнце окрашивает небо разными цветами, прячась за горизонт. Даже наблюдая закат в одном месте несколько дней подряд, он никогда не будет одинаковым. Темнеет. Где-то слышатся минометы, рев танков, пулеметные очереди. Но здесь тихо. Ни души. Себастиан следит, как на берегу пролива мельтешат солдаты. Высадка десанта не прекращается ни на минуту.
Он сидит на холодной земле. Всматривается в черное звездное небо. Себастиан не успевает осознать, когда оказывается не один. Его вздергивают на ноги за шкирку как щенка. Оттаскивают волоком подальше от лагеря. Он не понимает, что происходит. Перед глазами проносятся макушки деревьев, появляются чьи-то ноги. Нападавший молчит, только пыхтит тяжело, пока волочет по земле брыкающегося сержанта.
Себастиан сопротивляется. Выворачивается ужом, раня спину о камни. Пытается ударить по ногам, но все бесполезно. Он получает носком армейского ботинка в лицо. Перед глазами темнеет. На секунду он теряет связь с миром. А потом слышит голос. Он принадлежал человеку, чью жизнь спасал не раз. Человеку, которого он считал другом. Возможно, ему кажется. Себ очень хочет в это верить.
— Давай здесь, — командует кто-то.
Его с силой швыряют на землю. Парень теряет равновесие, утыкается носов в собственные руки, пытается подняться с колен. У Себастиана не получается. Кто-то из нападавших пинает его в живот, и тот, кашляя, валится обратно. Он хочет поднять голову, посмотреть в глаза ублюдкам, но ужас сковывает. Он не может вздохнуть, не может пошевелиться. Он оцепенел. Будто не прошел через ад, будто не заталкивал кишки товарищей обратно в животы собственными руками. Ему стыдно за собственный страх. Ему стыдно за то, что он больше не будет достоин любви Брока.
Себастиан слышит английский язык, знает — не немцы, от того еще страшнее. Значит кто-то из своих. Кто-то, кого он знает, за кого дрался, кого защищал. Это кто-то из тех, к кому он поворачивался спиной.
— И давно сержант ночует в лейтенантской палатке?
Над головой раздается гнусный хохот. Ему определенно знакомы эти голоса. Они принадлежат солдатам из его отряда. Себастиан поднимает глаза, убирая со лба челку. Марк Торнтон, тот самый парень, принесший первое письмо Брока, Кевин Клинтон — отличный стратег, помогал отряду выбираться из самых тяжелых ситуаций, Лиам Смоуг — новобранец, случайно попавший под командование Себастиана и уже успевший не раз спасти ему жизнь.
Из разбитого носа течет кровь, капает с подбородка. Он должен закричать, позвать на помощь. Но язык немеет. Быстрее изобьют, быстрее он сможет уйти. Себастиан размышлял, как когда-то давно еще в Нью-Йорке, пока его били у школьного забора хулиганы Милтона. Сержант не станет звать на помощь. Это его проблема, и он никого не хочет втягивать, тем более Брока. Тот, скорее всего, просто пристрелит этих идиотов. Грин либо справится сам, либо не справится вовсе. Самостоятельно. Без чьей-либо помощи. Брок скажет, что Себастиан тупой и упертый до невозможности. Брок будет прав.
Марк втаптывает в песок бычок, тянет его за волосы, заставляет сесть на колени. Больно заламывает руку за спину. Выкручивает так, что не вывернуться, если хочешь сохранить сустав в целости. Он склоняется над ухом Себастиана, выдыхает горький, едкий дым и скалится довольно. Это пугает. До трясучки, до красных кругов перед глазами, до бешено колотящегося сердца. Себастиан в ужасе. Он не может дышать, двигаться, кричать. Паника накатывает волной цунами, резко обрушивается на напуганного сержанта. Даже если он закричит, его никто не услышит. Они далеко от лагеря. И сейчас глубокая ночь, все отсыпаются после тяжелого дня. Ему некому помочь.