К нему подходит медсестра. Молоденькая девочка. Старому солдату страшно становится встретить такую на войне. Он часто видел, как такие вот девочки таскали на себе мужиков вдвое больше себя под пулеметным огнем. И бойца тащит и его оружие, а сама весов в сорок килограмм. Дети должны быть вдали от разборок взрослых — за это он сражается. Девушка осматривает раны, улыбается устало. Энтони благодарит ее за заботу, вновь погружается в написание письма. Его кто-то треплет за плечо.
— Где сержант Грин, капрал?
— Не знаю, сэр. Не видел с построения, — чеканит Фишер, вытягиваясь в струнку под тяжелым взглядом полковника.
— Вольно, солдат. Собирай своих. Вам больше нечего здесь ловить. Пора возвращать вас к Чейзу. Он уже замучил всех своим беспокойством. Мамаша хренова.
— А сержант? Вы тоже не видели его?
— Его больше нет, капрал. Это мы нашли у пленного фрица.
Полковник вкладывает ему в ладонь цепочку с двумя жетонами. «Брок Райт» и «Себастиан Грин». Тони усмехается. А потом внутри что-то обрывается.Сержанта больше нет. Он смотрит в спину удаляющемуся полковнику. Он бежит за ним, расталкивая прохожих. Кричит в след. Ему отвечают, что сержант армии США Себастиан Грин пропал без вести, жетоны забрали у немца, винтовку нашли, но позиция была пуста. Есть приказ, запрещающий любые поисковые операции, ибо людей не хватает.
Тони плетется в казармы. Ноги не слушаются. Язык отказывается шевелиться. Резь в глазах только усиливается, когда он замечает обеспокоенные взгляды своих парней. Он сильнее сжимает в ладони чужие жетоны. Нельзя командиру реветь перед собственным взводом. Ему вообще реветь нельзя. Все-таки мужик сорокалетний, а не школьница мягкосердечная.
Солдаты обступают его. Он не знает, как им сообщить. Молодой сержант был для них не просто командиром, а братом, хорошим другом, отцом. Врачу сложно сообщать семье о смерти близкого. Так же ему сейчас сложно сообщить взводу о гибели их командира. Тони чертыхается. Он вообще не обязан им ничего говорить. Пусть топают в штаб и там все узнают. Чертов сержант Грин и его чертовы цыплята.
— Пакуйте чемоданы, ребята. Возвращаемся в Германию. Майор Чейз волнуется.
Парни замирают. Открывают рты, будто хотят что-то спросить, но не решаются. Тони мелочно надеется, что они вообще не заметят отсутствия всего одного человека. Он неплохой человек. Нет. Просто он очень устал испытывать боль за свою долгую жизнь. Его долг рассказать им правду, как бы тяжело не было.
— Я сказал, собирайтесь! — приказывает он.
— Где сержант? — несмело спрашивает кто-то.
— Его больше нет.
Капрал демонстрирует им жетоны. После убирает в нагрудный карман и принимается паковать вещи. Он не думает о Броке. Не может. В пути они молчат. Каждый переваривает полученную информацию. И как назло бои прекратились. Немцы будто специально расступились, пропуская отряд оцепеневших американцев на территорию своей страны. Энтони наблюдает за бойцами. Такими подавленными он их еще не видел. Даже под огнем немецкой артиллерии три дня без еды и подкрепления эти ребята вздергивали подбородки, ржали в голос и шли вперед с улыбками. За своим сержантом. А сейчас стоит такая тишина, будто машина пуста. В каком-то смысле так и есть.
Путь в лагерь занимает около трех дней. Их встречает майор Чейз. За его спиной маячит лейтенант. Фишер кивает им обоим в знак приветствия и сворачивает в сторону казарм. Чейз, кажется, понимает все с самого начала, а может быть, ему успели сообщить о потерях. Брок нагоняет капрала у самой двери.
— Где Бастиан?
Энтони не хочет говорить. Он даже голову поднять не может от усталости. Взгляд зеленых глаз — чистое отчаянье. Брок уже понимает, каким будет ответ. Он знает это, но не понятно на что надеется. Капрал достает из кармана жетоны. Он берет руку лейтенанта, вкладывает в ладонь холодное железо, заставляет сжать пальцы и отпускает.
— Его больше нет.
Брок пятится. Не верит. Трясет головой. Энтони тянет к нему руки, хочет обнять, успокоить. Но тот отталкивает его. Шепчет беспрестанно «нет». Рот некрасиво кривится от подступающей истерики. Он падает на колени, будто тело разом лишилось костей. Сжимает жетоны. Кричит, что есть сил. Поднимает беспомощный, потерянный взгляд на Энтони. Тот садится рядом. Все-таки обнимает. Получает пару несильных ударов в грудь, но не дает отстраниться. Истерика стихает. Брок, тот самый бравый лейтенант, которому все нипочем, рыдает, уткнувшись в его плечо. И он думает, что как-то так ломались под ударом японской авиации мачты, отправляя на дно огромный военный корабль, на котором когда-то служил Себастиан.
Солдаты, проходящие мимо, не обращают на них внимания. Слишком привычная картина для войны. Здесь каждый день кто-то умирает. И люди, которые любили погибшего, остаются примерно в схожем состоянии. Это самое трудное — жить, после того, как сердце умерло вместе с тем, кого ты любил. Энтони боится, что Брок не сможет жить без своего сердца. Он боится, что не справился с возложенной на себя самим же собой задачей.
========== 26. ==========
26.
Чейз выходит из себя. Майор ударяет кулаком по столу так, что с него падает кружка. Он, черт возьми, любил эту кружку. Мужчина пыхтит, как доведенный до белого каления паровоз. Лейтенант решил взять измором несчастного майора. Прохода не дает. Требует разрешения на недельную командировку во Францию. Уже два дня требует. Буквально прошлой ночью Брок снился измученному командиру. Он тряс кулаком и требовал разрешить операцию по поиску и спасению. Оказавшись в реальность, Чейз видит примерно тоже самое.
— Он мертв, Райт. Прими ты это, наконец. Отпусти!
Его не слышат. Только что «бла-бла» не кричат в ответ. За такое панибратское отношение Брок может загреметь под трибунал. Но лейтенанта это совершенно не волнует. Он одержим идеей — найти своего погибшего парня. По-гиб-ше-го. Майор не сомневается в смерти сержанта Грина. Никто не сомневается. Но лейтенант бегает по его кабинету, бренчит двумя парами жетонов и требует разрешения. Точно как во сне.
— Он жив! Дайте мне время. Людей. Я верну его.
Майор будет ненавидеть себя за слабость и принятое решение, но сдается. Пусть идет, ищет ветра в поле. Все равно ведь не успокоится, пока сам не убедится. Единственное условие — полная самостоятельность подготовки и проведения спасательной операции. Число отсутствующего личного состава не должно превышать 10 человеческих единиц за неделю. Никто из командования не должен знать, иначе они все отправятся к стенке во главе с Чейзом за неподчинение приказу.
Улыбка душевнобольного Броку не к лицу. Он осознает весь риск, на который идет, но не может иначе. Растягивает губы в сумасшедшей улыбке, потирает руки в предвкушении. Сердце чувствует — Себастиан еще жив. В плену возможно, или раненый, прибился к какому-нибудь отряду, или в плену. Но жив. Фашисты могут забрать у Брока все, но помоги им Бог, если однажды они заберут у него Себастиана. Он врывается в казармы перед утренней перекличкой.
— Кто пойдет за мной спасать вашего сержанта? Командир одобрил миссию при условии полной секретности. Мне нужны девять человек.
— Отряд из девяти человек на вражеской территории без прикрытия?
— Из десяти, — поправляет его Брок, — Именно так, капрал.
Ребята переглядываются. Молчат предсказуемо. Никто не хочет возвращаться в покрытую снегом и кровью товарищей Францию. Еще и с осознанием того, что помощи не будет. Их страх понятен. Они чувствуют конец войны и хотят до него дожить. У каждого дома осталась семья, и они должны вернуться к ней, а не погибнуть где-то в лесу. Фишер расталкивает подчиненных, выходит вперед.
— Я с тобой.
Спустя минуту, перед Броком стоят девять бойцов. Все они были готовы отдать жизни за командира и сейчас решили доказать свою преданность. Он смотрит на них, будто пытается запомнить каждую черту. Брок дает отряду два часа на подготовку. Видимо, Энтони она не нужна. Он следует за лейтенантом обратно на улицу. Закуривает.