Например, сегодня он прижимается виском к косяку и наблюдает за напряженной спиной. В кабинете никого нет кроме них. Себастиан, увлеченный игрой, не сразу замечает его. А потом чувствует изучающий пристальный взгляд, оборачивается и подзывает к себе. Брок подтаскивает стул и садится рядом.
— Я опять задержался? — Себ отрывает взгляд от нот, поворачиваясь к другу.
— Как обычно. Что это?
— Новое произведение. Директор попросил подготовить… — он запинается.
— … на мой выпускной вечер.
Брок кивает на название. Себастиан пожимает плечами и переворачивает страницу. «Прощальная песня» — звучит уныло. Музыка спокойная, мелодичная, почти нежная, слегка грустная. От нее хочется улыбаться и плакать одновременно. Брок как никогда четко осознает, что этот период его жизни пройден. Пора взрослеть. И если заглянуть в синие глаза напротив, то можно увидеть в них почти осязаемую тоску. Себастиан боится остаться на задворках этого пройденного периода и даже не пытается скрывать свое настроение. Эмоциональный мальчишка, что с него возьмешь.
— Бастиан, — плечи вздрагивают под рукой, — Это не коснется нас с тобой. Да? Наша дружба не зависит от того, где я учусь или живу. Мы же все равно соседи. Правда? Навсегда.
Броку хочется, чтобы это звучало беззаботно. У него почти получается. Себастиан скованно улыбается, прячет зубы. Райт ненавидит себя за вечное желание говорить сентиментальную ерунду. Он не хочет обращаться с другом, как с девушкой или ребенком. Но Себ ему почти брат, и с ним иногда можно позволить себе такое. Он не осмеет. Тем более Брок уверен, что другу необходимо услышать эти слова.
— Навсегда, — тихо отвечает Себастиан.
Вот объятия точно были лишними, но остановить себя не получается. Теперь это больше походит на сильно завуалированное «я тебя люблю и не хочу прощаться», чем на… А собственно чем еще могли быть эти слова? Нет, правда. Чем же еще? Брок не может ответить на этот вопрос даже себе, тем более кому-то еще.
Они идут домой вместе. Поздней осенью всегда темнеет рано. В тот день выпал первый снег, который тут же растаял и превратился в противную жижу под ногами, к вечеру, естественно, обратившуюся в лед. Себастиан почти падает, упирается носом Броку в грудь, неловко отодвигается и не замечает, как дернулись руки, не желающие выпускать из объятий. Это правильно. Это хорошо. Брок думает, что надо прекращать общение, иначе он сорвется. Все испортит. И нехотя сломает жизнь им обоим.
Дома их встречает бабушка Себастиана, которую, кстати, зовут Аманда. Брок не помнит, когда узнал ее имя. У нее загипсована рука и немного дрожит голос. Она волнуется. Кто ж знал, что пожилая миссис Грин оступится, поскользнется и сломает руку. Кто ж знал, что ее единственная помощница за неделю до этого ушла в декретный отпуск. И уж тем более никто не подозревал, что маленькая нью-йоркская булочная ляжет на плечи шестнадцатилетнего пацана и его лучшего друга — раздолбая.
Три дня прошли удачно. Они научились печь хлеб и управляться с кассой под строгим руководством миссис Грин. Правда, воспользоваться этим умением им удалось всего несколько раз. Булочная не ломилась от потока клиентов.
Все полетело к чертям на четвертый день работы, в момент подготовки теста для будущей выпечки. Себастиан сообщает о своем завтрашнем свидании. То есть он просто невпопад роняет фразу типа «завтра у меня встреча с Моник» и продолжает невозмутимо месить тесто. Брок от неожиданности хватается рукой за противень, разогревающийся в духовке, материт все, на чем свет стоит, и сверлит свирепым взглядом худую спину.
Повреждения оказываются не смертельными, в чем убеждается вмиг оказавшийся рядом Себ. Он бережно держит пострадавшую конечность друга и уже порывается извиниться, как в лицо летит белый порошок. Брок обтирает руку о штаны.
— В следующий раз убедись, что я сижу, прежде чем сообщать подобные новости! — преувеличено серьезно говорит он.
Себастиан моргает. Стирает с лица муку. Он готов поклясться, что услышал в этой фразе гораздо больше злой обиды, чем в нее изначально пытались вложить, и не может не улыбнуться. Действительно, надо было заранее предупредить, в конце концов, Броку завтра работать одному. Но это не повод для… ревности.
— Ты ревнуешь? — спрашивает он и получает еще одну горсть муки в лицо.
— Вот еще, принцесса! Вали куда хочешь, — неожиданно зло бросает Брок.
Грань, за которую раньше не выходили их перепалки, успешна пройдена. Себастиан замахивается для удара, держа Райта за ворот футболки, сжимая коленями его бедра. Он тяжело дышит и явно пытается побороть в себе вспышку гнева. В голове мелькают картинки из недавнего прошлого: Милтон пинает его в живот, называет принцессой, плюет на спину, снова пинает. Себастиан скалится и с размаху бьет Брока в лицо.
— Не называй меня так! — не кричит, скорее, рычит парень.
Брок знает, что виноват. Понимает, что перегнул палку и сделал больно, но все равно отбивается, поднимая в воздух клубы просыпавшейся муки. Из рассеченной губы течет кровь. Он лишь облизывается и ловит странный блестящий взгляд. Он убеждает себя, что ему показалось. С чего бы лучшему другу смотреть на его губы. Действительно, с чего бы?
Мальчишка недавно начал свои тренировки. Брок занимается с ним три раза в неделю после школы и футбола. И этот лохматый черт даже не стыдится использовать показанные ему приемы, против своего же учителя. Райт улыбается. Бьет вполсилы и не может перестать улыбаться.
«Молодец, Себби, быстро учишься. Может и будет от тебя толк», — думает он, парируя действительно опасный удар в солнечное сплетение.
Они успокаиваются достаточно быстро, не успевая нанести друг другу серьезных повреждений. Себастиан выбирается из стального захвата своего тренера, поднимается с пола, отряхивается, и тут же возвращается к работе.Брок достает из духовки противень, подносит к чану с тестом. Они ведут себя так, будто минуту назад не колотили друг друга со звериной жестокостью, словно бы всю жизнь были заклятыми врагами.
Пока готовится хлеб, они приводят в порядок себя и кухню. Кровь на муке кажется иррациональной, будто ненастоящей. Так некстати Себастиан вспоминает о красных каплях, на листах с нотами, о поздравлении Брока, о том вечере. Хочется снова ударить, чтобы стереть с лица глупую улыбку, но он и так будет винить себя целый год за сегодняшнюю вспышку злости.
Райт отправляется выставлять хлеб на витрину, пока его друг вымывает из волос муку. Себастиан не хочет идти в торговый зал, ему комфортно тут, одному, на полутемной кухне. Дружба трещит по швам. Он не верит, что друзьям можно желать боли. Но на секунду он был рад, когда эта раздражающая ухмылка пропала с лица футболиста. Теперь ему хочется плакать.
— Прости.
Брок подходит тихо, протягивает полотенце и уходит, не сказав больше ни слова. Правильно. Он всегда чувствовал, когда его приятелю надо побыть одному. Правда, чаще это игнорировалось, но сейчас он решил послушать свою интуицию. Себастиан благодарен ему за передышку.
Брок отстукивает нервирующий ритм перевязанными пальцами по столу. Сбитые костяшки ноют. Себастиан меряет шагами небольшое помещение, пропахшее свежим хлебом. У него опять волосы собраны в узел. Все еще влажные после внепланового душа. Ссадина на правой скуле, синяки от пальцев на шее. На рубашке следы недавней кулинарной потасовки. Брок выглядит не лучше. Только с волос не капает и муки на белой футболке не видно, зато синяк под глазом и губа разбита.
Они не разговаривали около часа, за который успевают продать почти весь свежеиспеченный хлеб. Бабушка будет очень рада. В последнее время от булочной нет прибыли. Миссис Грин работает не в убыток, но денег только-только хватает на жизнь. Булочная — то единственное, что осталось от ее мужа, мистера Грина, поэтому она очень важна для семьи Себастиана.
Когда ребята возвращаются, пожилая Аманда не спрашивает, что случилось. Она знает слишком много, и иногда Броку становится неуютно под ее взглядом. Половина выручки отдается им. Они делят деньги поровну в тишине. Потом Брок уходит, не оборачиваясь.