— Сигайте хлопцы! — прокричал он.
Бух! — раздалось со строны школы…
— Бля! Больно то как… — прошипел Иваныч
Мы повалились кое-как в телегу.
— Н-но-о Машка! Пошла родимая.
Телега громыхая и подскакивая на ухабах понеслась под горку, преследователи видя бесполезность погони еще один раз выстрелили и отстали. Мимо нас и над нами ничего не пролетело, дистанция была порядка 300 метров, вероятно стреляли какой-нибудь утиной дробью.
— Серега, мне в жопу дробью угодило.
Я посмотрел на филейную часть Иваныча. Две дырки точно… кровит…
— Ноги чувствуешь?
— Бля я жопу чувствую!!! Что там?
— Ну кровит.
— Сильно?
— Ну хрен знает как оно сильно или нет, два пятна красных на полужопице.
— Ладно… терпимо.
— Спасибо тебе дед, выручил, — сказал я спрыгивая с телеги рядом с въездом на пирсы.
— Ох… не знаю сынки, чего меня вообще дернуло вас выручать, до сих пор коленки трясутся.
— Хороший ты человек потому что, — ответил Иваныч морщась сползая с телеги.
— Для вас то да, мобыть и хороший, а вот «эти», — махнул он рукой себе за плечо, — наверняка злобу затаят. А мне ж тут жить еще. Эх… как быть то теперь…
— Как звать то? — спросил я нашего спасителя.
— Машкой то звать… старая уже, а все силенок хватило для форсу.
— Да не кобылу, тебя как звать?
— А… так же как етого… писателя то… Федор Михалыч я.
— Ну поехали с нами. Сахарная то знаешь где?
— Так чего ж не знать, знаю. А разве не сгинула она?
— Осталось чуть-чуть. Остров там теперь, вот там мы и живем.
— Это сынки подумать надо… а Машку… хозяйство куда?
— Большое хозяйство то?
— Ну коза, курей пара десятков. Огород же…
— Схоронился бы ты Федор Михалыч пока, а через несколько дней мы вернемся, да заберем тебя со всем твоим скарбом и хозяйством.
— Да стар я сынки уже куда-то переезжать, доживу как-нибудь… хоронясь-то.
— А все таки подумай. Где найти тебя, если что?
— Так у складов и ищите или на Ленинской улице, что от котельной вверх, 8-й дом. Ладно, бывайте сынки, поеду я нервы успокаивать.
— Береги себя Федор Михайлович.
— Да уж поберегусь как-нибудь, — дед отодвинул край соломы, которой была застелена телега, и нам показался приклад ружья.
— Ну веди, где мужик твой? — обратился я к женщине, проводив взглядом Федора Михайловича, он развернулся и выехал с пристаней, — А то хочется по светлому вернуться домой.
Мы прошли к самому дальнему строящемуся пирсу, где порядка десяти мужиков трудились над заколачиванием свай, еще около десятка занимались разгрузкой пиломатериала с двух телег.
— Вон Саша, — сказала женщина, — указав на парня в повязанной на голову красной футболке.
Мы подошли еще ближе, и парень нас заметил, оглянулся и направился к нам. Его кто-то окрикнул, но он махнув рукой, продолжил движение.
— Алена, ты как здесь, вас отпустили? — спросил он поцеловав и обняв жену.
— Эти люди… они по твоему объявлению, они вытащили нас, зовут с собой плыть. Саша, пожалуйста, поехали… я боюсь, я не могу больше здесь.
Парень посмотрел на меня и Иваныча, у него от поясницы до колена все шорты были в крови… потом снял с головы намотанную футболку и вытерев ей пот, стекавший по лицу ответил:
— Поехали.
— Никитин! Чего шкуру там трешь? Давай работать, — проорал белобрысый мужик «баскетбольного» телосложения.
— Без меня дальше.
— Это с какого такого перепуга? — спросил белобрысый подойдя к нам.
Все остальные занятые на строительстве замедлили темп работы и внимательно следили за нами.
— Ты кем тут будешь? — спросил Иваныч продемонстрировав рукоять пистолета за поясом.
— Так это… бригадир я тут.
— И много в твоей бригаде тех, чьи близкие находятся в заложниках? — Иваныч говорил достаточно громко, что бы проходивший мимо погранец остановился и начал слушать продолжение разговора.
Белобрысый заметно занервничал, оглянулся сначала на рабочих, которые уже вовсе прекратили свои занятия и все смотрели на нас, потом мельком взглянул на любопытного погранца и ответил:
— Да что ты несешь? Спроси любого, здесь все по своему согласию.
— Так они и не скажут правды, пока знают, что их родные в школе под охраной, — ответил я.
Погранец махнул рукой кому-то, и через минуту около нас стоял старший охраны пристани, который потребовал объяснить что происходит. Ну Иваныч ему и объяснил… в красках, не забыв продемонстрировать покрывшиеся кровью штаны, после чего белобрысого повели к Аслану, поведать об интересном «бригадном подряде». А мы погрузились на «Мандарин», я сбегал расписался в журнале охраны об убытии, и уже через 20 минут наш бот покидал акваторию Лесного.
— Да лежи ты смирно Иваныч!
Бот шел на малой скорости, Иваныч лежал на палубе и матерился как последний сапожник.
— Дети закройте уши, — сказал я выуживая мультитулом следующую дробину.
Очередная матерная тирада заглушила работу движка «Мандарина». Полив обильно задницу Иваныча перекисью наложил повязку.
— Ну сидеть долго не сможешь.
— Не смертельно, — ответил Иваныч закурив лежа на животе, — иди к штурвалу да газу прибавь, до темна успеть надо.
Выставив рычаг скорости на максимум я вывел «Мандарин» на уже знакомый мне курс.
Семейство Никитиных молча сидели в кубрике, и только Верочка периодически прибегала постоять со мной в рубке на несколько минут.
До темноты все-таки не успели, пришлось связываться с островом и просить завести станцию и осветить Сахарный.
Швартовались уже в потемках, под тусклое освещение спаренных лампочек и прожектора на «мандарине». Слава Богу дошли…
Проснулся засветло, и отправился разжигать очаг, переступая через новых поселенцев. Разбудил Иваныча, которого уложили недалеко от мальчишек.
— Заголяйся давай, глянем что там у тебя.
Иваныч послушно лег на живот.
— Ну что там? — спросил он.
— Что, что… три лишних дырки в заднице… Сейчас пойду в аптечку залезу, будешь пить антибиотики.
— Что, все так хреново?
— А я почем знаю, три дырки, две вроде просто как неглубокие раны, немного покраснение… а одна не нравиться мне, кабы не нагноилась.
— Несите вашу аптечку, я осмотрю ранение, — сказала Алена, которая тоже проснулась.
— Да, сейчас, — ответил я, — эм… а вы врач?
— Да. Стоматолог.
Иваныч начал истерически гоготать так, что все проснулись.
— Простите… ааа… не могу… — опять засмеялся он, — все… больше не буду…
— Ты чего Иваныч? — спроисил я его.
— Стоматолог… аааааа…. — опять в приступе смеха скорчился Иваныч.
И тут до всех дошло… Стоматолог… Ранение Иваныча в задницу… В общим когда все просмеялись, я принес пластиковый чемоданчик — аптечку из бота. Алена стала перебирать упаковки и пакетики, читая названия. Достала несколько разных упаковок, одну вскрыла и протерла ватным шариком со спиртом руки.
— Сергей, вы все пули достали.
— Да слава Богу это не пули были а дробинки. Да, все. Потом обработал перекисью и перевязал.
Алена молча приступила к обработке раны, после заклеив каждую чем-то вроде пластырей.
— Ну как доктор, жить то буду?
— Обработала антисептическим раствором, и асептическим пластырем закрыла. Все, ранение не серьезное. 3–4 дня перевязок и заживет.
— Вот спасибо, значит, кариес мне не грозит?
— В этом месте точно не грозит, — нашлась что ответить Алена и все снова засмеялись.
За завтраком повторили процедуру знакомства, а то вчера все уже ничего не соображали, устали и сразу завалились спать.
Алена как уже стало известно, была врачом стоматологом. Александр до волны был водителем на «скорой». Волна их застала в дороге — возвращались на своей машине с санатория, ехали в Находку. Путь решили сократить и поехали через заповедник. Под волну не попали, были на перевале. Когда все успокоилось ехали пока не кончилось горючее, потом шли пешком ориентируясь по карте… заблудились. Нашли их на второй день, кто то из местных, и привели в Лесной. Разместились в школе. Сначала вроде все нормально было, несчастье сплотило людей, помогали и поддерживали друг друга… а потом народ начал потихоньку звереть, от неустроенности, от отсутствия нормальной еды и из-за прочих лишений. Организовали что-то вроде общины и стало еще хуже… Люди «с гнильцой» объединились, очень быстро, найдя возможность заставить работать других, а самим пожинать плоды своего руководства, поигрывая в домино. При попытке выяснить отношения Александр, остался без поддержки… побили конечно. Пригрозили проблемами жене и детям, которых поместили в группу таких же заложников. Т. е. суть такая — одни работают и отдают большую половину заработка «доминошникам», другие как гарант покорности и молчания работников пребывают в заложниках. А объявление Александр написал еще месяц назад, до того как угодил в «крепостные».