Это правда. В пятницу я задержалась на работе до девяти, потому что ужасно не хотела возвращаться в свою одинокую квартиру. Фелисити на выходные уехала к родителям в Сакраменто, а других друзей, с кем бы я могла провести пятничный вечер, у меня не было. Дарен одобрительно взглянул на меня и заявил, что толерантное отношение к сверхурочной работе является достойным аргументом в пользу моего дальнейшего найма к ним в фирму. Да, именно так он и сказал. Слово в слово.
Отец откладывает вилку в сторону и испытующе смотрит на меня.
-Я приятно удивлен, что ты получила эту должность. Признаться, когда ты порвала с Томасом, я был очень зол.
Я делаю глоток воды, мысленно собираясь отстаивать свое решение, но он спокойно продолжает.
- Давай взглянем правде в глаза, querida. Ты не семи пядей во лбу, и самое лучшее, что я, как отец, могу для тебя сделать, это удачно выдать замуж.
Он произносит эти хлесткие слова как непреложную истину, и я не нахожусь, что ему ответить. Я беспомощно озираюсь по сторонам, ища поддержки у мамы или брата, или даже у его беременной наседки-жены, но они, как ни в чем не бывало, продолжают ковыряться в своих тарелках, словно только что на их глазах меня не обозвали нетрудоспособной тупицей.
Рико, наконец, отрывает взгляд от куска курицы и обыденным тоном произносит:
-У нее еще есть время до окончания университета, пап. Главное, не позволяй ей снова работать официанткой. В той дыре, где я видел ее в последний раз, нет ни одного приличного парня.
Я стискиваю в руке вилку и едва не рычу от обиды и злости. Я ощущаю себя уродливым деревцем, судьбу которого решают два бравых дровосека с остро заточенными топорами. Я есть Грут.
Не решаясь дать отпор отцу, я поворачиваюсь к брату и бросаю ему одну из самых незначительных своих претензий:
-Не говори обо мне в третьем лице, когда я сижу рядом, Рико.
Он невозмутимо хмыкает и тянется за добавкой. Его жена София кидает на меня возмущенный взгляд - как я посмела сделать замечание ее мужу?
Мне плевать на то, что она там себе думает. Брат старше меня всего три года, и я до сих пор помню, как он отнимал у меня карманные деньги, чтобы тайком от родителей купить дешевой текилы и распивать ее на заднем дворе вместе со своими гогочущими дружками.
Рико был отчаянным бабником и плохишом, пока, учась на третьем курсе, не стал работать в фирме отца. После этого он резко изменился: стал носить рубашки и галстуки, бросил курить, а по окончанию университета женился на пустоголовой Софии, которая быстро забеременела, что, кажется, окончательно убедило его в том, что он добился в жизни всего, о чем другие могут только мечтать. Теперь он упивался собственной значимостью, подкармливая ее размышлениями о судьбах таких несостоявшихся ничтожеств, как я.
-И у меня нет цели выйти замуж сразу после окончания университета,- заявляю я, с вызовом глядя на брата.
Подернутые прогестероном глаза Софии расширяются, и на ее лице проскальзывает оскорбленное выражение.
-Я читала, что рожать лучше до двадцати пяти, - заносчиво информирует она. - Так дети рождаются здоровее. Тебе сейчас сколько? Двадцать один? Значит у тебя всего четыре года, чтобы найти мужа и забеременеть.
Говоря это, она с сомнением поглядывает на меня, словно не веря, что за такой короткий срок возможно найти подобного идиота.
-Три года,- поправляю я, накалывая оливку на вилку, - еще девять месяцев, чтобы выносить, если хочу успеть до двадцати пяти.
София поджимает губы и сочувственно качает головой. Она уже представляет меня с дымящимся вибратором и тридцатью кошками.
-Женщине нужен мужчина, милая, - впервые за время ужина подает голос мама.- Чтобы защищать и направлять.
Хочу сказать ей, что для этих целей у меня есть газовый баллончик и GPS-навигатор, но в последний момент сдерживаюсь, потому что не хочу провоцировать ее пространные рассуждения о гендерном предназначении.
Как мне поверить в себя, если самые близкие мне люди считают, что пределом моих возможностей является удачное замужество? Фелисити часто говорит , что я должна уметь за себя постоять, но ведь не она прожила двадцать лет в семье Челси, мужской половине которой нет равных во втаптывании хрупкой женской самооценки в грязь.
Наверное, я действительно слабачка, потому что трусливо молчу, вместо того, чтобы выгрызать зубами свое право на свободу. Но дело в том, что я и сама до конца не уверена, что родители не правы насчет меня. Быть может, стать бухгалтером собачьих консервов и женой кого-то вроде Томаса действительно мой шанс на лучшую жизнь.
Просидев остаток ужина как на иголках и получив пару не обнадеживающих наставлений от мамы, я вызываю такси и еду домой. Настроение у меня, как это часто бывает после посещения родного дома, препаршивейшее.