Обрывки самых разнообразных мыслей и воспоминаний теснились в мозгу бедного кооператора: вспоминался цирк, громкие выезды на арену под звуки фанфар... и Клара - пухленькая, веселая, неунывающая Клара, будто слитая воедино с одноколесным аппаратом, посылающая публике восторженные комплименты... где она? На небесах! -ужасно! ужасно!.. Лезли откуда-то со стороны, как тараканы, мелкие и многочисленные мысли о возможных последствиях исчезновения дома и Клары (Завадовский сразу и бесповоротно решил, что это - навсегда). Например, хотя и жаль было вещей и гардероба и вставал вопрос о необходимости начинать все сначала, все же прокрадывались и приятные мыслишки... не так уж он стар... а что, если... Да-да, несомненно найдется женщина... а можно вернуться к Соне. (С Соней Лихаревой, дрессировщицей собачек, была связана у Валентина Борисовича одна давняя романтическая история, весьма быстро и умело пресеченная решительной рукою Клары.)
Но Завадовский, к чести ему будь сказано, быстро справился с неуместным одушевлением и, раскачиваясь и завывая на луну, предался долгой великолепной скорби, из которой его вывел зеленый огонек такси, вспыхнувший вдруг у дальнего, четвертого подъезда.
- Это приехал Демилле, милорд. Шофер выключил счетчик, и одновременно включился зеленый фонарик: "такси свободно".
- Я догадался.
Валентин Борисович перестал раскачиваться и настороженно взглянул на такси. Согласитесь, после пережитого им любую новость воспринимаешь подозрительно! Из такси выскочила фигурка человека и бросилась к яме... там остановилась, как вкопанная... Выскочила следом другая фигура, подошла к первой, тоже остановилась. Последовала пауза, после чего фигуры начали разговор, причем обрывки фраз долетали до Завадовского: "Адрес?.. Тот адрес!.. Пить нужно меньше... Деньги есть?.." Одна из фигур протянула что-то другой... Хлопнула дверца, взревел мотор. Такси развернулось и уехало в ту же сторону, откуда появилось.
Завадовский хотел было подойти к товарищу по несчастью (он уже понял, что оставшаяся у ямы одинокая фигура - товарищ по несчастью, сосед, ближний), но увидел в конце улицы два мигающих синих огонька, которые быстро приближались к месту происшествия. Валентин Борисович испытал мгновенную радость победы - как в кино - Чапаев вылетает из-за холма впереди эскадрона, бурка на нем развевается - наши! наши подоспели! Завадовский еще крепче прижал Чапку к груди, на глаза ему опять навернулись слезы... Нервный был человек!
...И побежал навстречу милиции, забыв о ближнем, который внезапно исчез из поля зрения, как сквозь землю провалился. Но Завадовский этого и не заметил. Он бежал со слезами на лице, ослепленный светом фар, точно бабочка на огонь. Чапка лаяла у него в руках - было холодно, ветер свистел в ушах. Еще полчаса назад этот человек спал на мягкой и теплой египетской перине... имел дом, жену... Сейчас у него осталась байковая пижама, полусапожки, пальто и собачка. Шляпа куда-то укатилась. Ни документов, ничего!
Передняя патрульная машина резко остановилась, и из нее высыпались три или четыре милиционера, которые, не мешкая, подскочили к Завадовскому и на всякий случай схватили его за руки, слегка заломив их назад, причем Чапка ухитрилась куснуть одного из милиционеров, тут же выпала из рук Завадовского и принялась чертить петли вокруг форменных серых брюк, заливаясь злобным лаем.
- Куда бежите? - быстро задал вопрос начальник патруля, лейтенант милиции.
- К вам... - тихо выдохнул Завадовский. - Я Завадовский. Я звонил.
- Что случилось?
- Дом... дом... - прошептал Валентин Борисович и кивнул головою в сторону ямы, ибо руки у него были крепко прижаты к спине.
- Где дом?
- Здесь был мой дом! - в отчаянии крикнул Завадовский. -Да отпустите же руки!
Милиционеры отпустили руки по кивку начальника, но остались стоять тесно к возможному нарушителю.
- Вот здесь стоял дом! - резко повернулся на каблуках кооператор и, протянув обе руки вперед, направился к яме.
Милиционеры двинулись за ним.
- Представляю их состояние. Они, должно быть, подумали, что перед ними помешанный!
- Ах, милорд, никогда не знаешь, о чем думает милиция...
Процессия приблизилась к фундаменту, и все милиционеры дружно заглянули вниз, в отсеки подвалов, куда по-прежнему не спеша прибывала вода. Две патрульные машины бесшумно подъехали сзади. Воцарилось недоуменное молчание. Более всего милицию смущала вода, бьющая из трубы, - вода была явным беспорядком - за исключением этого и, быть может, факелов, ничего особенно страшного не наблюдалось. Ну, фундамент... нулевой цикл... стройка как стройка.
- Вы утверждаете, - начал, кашлянув, лейтенант, - что здесь раньше стоял ваш дом? Вы здесь жили?
- Да! - с вызовом сказал Завадовский.
- Где? Когда?
- Сегодня! Только что! Здесь стоял девятиэтажный дом! Дом номер одиннадцать по улице Кооперации! - кричал, как глухим, Завадовский.
- А где же он теперь? - спросил несколько сбитый с толку лейтенант.
- Не знаю! Улетел! - патетически воскликнул кооператор.
- Вот что, гражданин, вам придется проехать с нами, - хмуро, скучным голосом (он уже знал, чем пахнут дела с сумасшедшими) сказал лейтенант.
- Но за что? - возмутился Валентин Борисович, будто не понимая, что если милиция не возьмет его с собою, то делать ему ночью на улице будет решительно нечего.
- Там разберемся, - сказал лейтенант классическую фразу. ("Почему классическую?" - "Все милиционеры ее говорят".)
Помощники лейтенанта теснее сплотились вокруг Завадовского, еще один поймал Чапку и сжал ей мордочку ладонями, чтобы она не лаяла, и все двинулись к машине ПМГ.
- О Господи! А это еще что?
- Народ зовет эти машины "помогайками", но официальная расшифровка аббревиатуры - "патрульная милицейская группа".
В это мгновение из первой "помогайки" высунулась голова водителя в серой шапке:
- Товарищ лейтенант! Вас к рации! Срочно!
Начальник патруля ускорил шаг и скрылся в машине. Милиционеры подвели Завадовского к задним дверцам "помогайки" и остановились, ожидая дальнейших распоряжений. Начальник вел переговоры по рации минуты три. Когда он вновь показался из машины, лицо его было глубоко озадаченным и слегка испуганным, несмотря на форму. Он снял шапку и вытер вспотевший под нею лоб.