И вот, пока метался по ночному городу Демилле, пока милиция окружала прилетевший на Безымянную дом и проводила утреннюю операцию, Завадовский спал. Разбудил его капитан милиции, который зашел в комнату с незнакомым молодым человеком в штатском.
Завадовский протер глаза и спрятал Чапку под одеялом.
Пришедшие вежливо поздоровались, осведомились о сне, предупредительно кивали. Внесли чай с булочками, не забыли и Чапку, которой принесли на тарелке мокрую, с остатками мяса и застывшего жира кость, будто только что вынутую из холодного супа. Чапка с урчанием вцепилась в нее.
Молодой человек в штатском представился. Назвался он Тимофеевым Робертом Павловичем, старшим научным сотрудником. Кого или чего сотрудником - не сказал.
Выпили чаю втроем в принужденных разговорах о Чапе, затем Тимофеев с капитаном встали и мягко попросили Завадовского следовать за ними.
- На допрос? - с робким вызовом спросил кооператор, но тут же испугался своего микробунта и пожаловался: - Я же в одной пижаме, товарищи. Неудобно!
- Все в порядке, Валентин Борисович, - дружески обнял его за плечи Тимофеев и увлек в коридор. Чапка, виляя хвостиком, последовала за ними. Капитан поймал ее и взял на руки.
- Валентин Борисович, собачку мы пока пристроим.
- Это не трудно? - обеспокоился Завадовский.
Капитан лишь улыбнулся, давая понять, что здесь ничего не трудно. После чего удалился с Чапой по коридору.
Тимофеев провел кооператора в другую комнату со множеством шкафов, открыл один из них и вынул оттуда серый костюм на плечиках и плащ-болонью. Из ящика в другом отделении шкафа он извлек новенькую сорочку, запечатанную в хрустящий прозрачный конверт. Явились и полуботинки - тоже новенькие, чешские, в коробке.
Тимофеев закурил, лениво наблюдая, как Завадовский одевается и прячет пижаму в коробку из-под туфель, против воли бормоча слова благодарности.
Через минуту он предстал перед научным сотрудником в полном блеске, как диссертант перед защитой. Немного волновался.
Далее преображенного кооператора вывели из Управления, выписав специальную бумажку на выход, и повезли в черной "Волге" по городу. Ехали минут двадцать и остановились у большого здания где-то в районе Политехнического института.
Тимофеев проводил Завадовского в вестибюль через стеклянные двери, рядом с которыми не было никакой вывески. Последовал разговор Тимофеева по внутреннему телефону, выписка пропуска, проход через турникет, лифт, коридор, еще коридор... Попадались сотрудники в штатском и белых халатах, очень немногочисленные. Завадовский понял, что не тюрьма, - ему стало интересно. Наконец они вошли в большую комнату с табличкой на двери "Лаборатория 1 40".
Вдоль стен стояли письменные столы, а посреди комнаты располагался деревянный куб с полированной верхней гранью -довольно внушительный. В углу комнаты Завадовский заметил сооружение на треноге, по виду киноаппарат. Объектив его был нацелен на куб.
В комнате находились двое - мужчина и женщина. Мужчина был лет под шестьдесят, в черном костюме, толстый, лысоватый, с большим мясистым носом и маленькими глазками. Костюм на нем лоснился и в точности повторял формы тела, а вернее, его выпуклости.
Женщина была молода, в крахмальном белом халате.
Толстяк бросился к вошедшим и пожал руки сначала Тимофееву, потом Завадовскому, взглядывая на Валентина Борисовича с предвкушением счастья.
- Академик Свиркин Модест Модестович, - представил толстяка Тимофеев.
- Свиркин, Свиркин! - возбужденно закивал академик, улыбаясь.
Женщину звали просто Зиночка. Она, по всей видимости, была лаборанткой.
- Ну-с, начнем? - проговорил Свиркин, в нетерпении шевеля толстыми короткими пальцами.
- Модест Модестович, я еще не рассказывал Валентину Борисовичу о смысле предстоящей работы, - сказал Тимофеев.
- И прекрасно! Лучше быть не может! А вот мы сразу и проверим, без всякого смысла! - вскричал академик и, отбежав к стенке, уселся на стул.
- Зиночка, давайте первый тест, - сказал он.
Лаборантка достала из кармана халата обыкновенный спичечный коробок, подошла к кубу и положила коробок с краю, у самого ребра, в его середине. Затем она грациозно повернулась и отошла.
Тимофеев направился к киноаппарату и нажал на кнопку. Камера глухо застрекотала.
Завадовский ничего не понимал. Он чувствовал себя подопытным кроликом - да, пожалуй, и был им.
- Валентин Борисович, - задушевно проговорил академик, лаская взглядом кооператора, - мы вас сейчас попросим сосредоточиться на этом коробке, - он сделал жест ладонью по направлению к мирно лежащему коробку, и представить себе, что он... как бы это выразиться?... ползет! Да-да, ползет по поверхности!
- Куда? - испуганно спросил кооператор.
- Куда угодно! - рассмеялся Свиркин. - Скажем, слева направо.
Завадовский робко уставился на коробок и, собрав разбегавшиеся в стороны мысли, попытался честно представить предложенную ситуацию.
Зачем? Почему? Что за ерунда?.. Где Клара? Где дом?
Коробок вдруг дернулся с легким шорохом, вызванным находящимися в нем спичками, и послушно, как овечка, пополз к противоположному ребру куба. Доехав до него под ровное стрекотание камеры и напряженное молчание экспериментаторов, коробок, естественно, свалился на пол.
Завадовский почувствовал, что мельчайшие капельки пота выступили у него по всему телу. Капельки были холодные и острые, как канцелярские кнопки. Может быть, это были мурашки.
- Браво! - воскликнул Свиркин, выйдя из оцепенения. - Зиночка, дубль номер два!
Зиночка схватила кинематографическую хлопушку, что-то написала на ней мелом, хлопнула перед объективом камеры, затем подняла коробок и водворила его на прежнее место. Все это она проделала с профессиональным хладнокровием и артистизмом.
- Снова! - потребовал академик.
- Что снова? - прошептал несчастный кооператор.
- Двигайте снова!
В трусливом мозгу кооператора вспыхнула искра протеста. Он уставился на ненавистный коробок, отчего тот подпрыгнул и рыбкой скользнул по полировке куба к противоположному краю. По инерции коробок пролетел еще метра два и с треском упал.