Бунцев не ответил.
«Не последний день… — думал он. — Еще встретимся…»
Перед тем как лечь спать, Бунцев запретил покидать камеру и, велев разбудить его, если что, устроился в дальнем от пробоины углу. Нина не решилась лечь рядом с ним. Устроилась под боком у Мате. Последнее, что ясно видел капитан, силуэт штурмана у пробоины…
Проснулся Бунцев поздно, около пяти часов дня. В камере было темно, только в углу слышался чей-то шепот да у пробоины по-прежнему сидел кто-то, наблюдая за территорией завода.
— Телкин! — позвал Бунцев.
— Спит, — ответила за штурмана радистка.
— Ну, что? — спросил Бунцев. — Без происшествий?
— Почти, — сказала Кротова.
Бунцев подобрался к пробоине.
— Что значит «почти»?
— Прислушайтесь, товарищ капитан…
В голосе радистки звенела радость. Бунцев прислушался. Сначала он не сообразил, чему радуется Кротова. Но вскоре смутная догадка затеплилась в сознании: гул орудий не только приближался, теперь гудело с двух сторон — справа, на линии фронта, и слева — где-то за заводом.
— Немецкая артиллерия? — еще неуверенно, боясь ошибиться, спросил Бунцев, кивая в левую сторону. — Она?
— Она! — сказала радистка. — Там тяжелые немецкие батареи! Мы уже впереди них, товарищ капитан! Наши наступают!
Бунцев с торжеством вслушивался в грохот орудий.
— Разбирай кладку, — приказал он. — Довольно. Оглядеться пора.
Едва люди выбрались на волю, грозный гул артиллерийской канонады, доносившийся с востока, как бы надвинулся на них. Тяжелые батареи немцев стояли где-то неподалеку. Не больше, чем в двух километрах от завода. Залпы немецких орудий звучали резко, в них слышался тот звон, какой выдает близость огневых позиций. Свиста снарядов никто не различал.
Бунцев послал штурмана, Мате и Ласло осмотреть территорию завода. Те не обнаружили ни поста, ни наблюдательного пункта противника, но возле полуразрушенной трубы наткнулись на трупы двух людей в форме советских артиллеристов. Карманы убитых оказались вывороченными.
— Артразведка, — сказала Кротова. — Надо захоронить, товарищ капитан.
— У нас же ни заступа, ни лопатки пехотной, — сказал Бунцев. — Нет. Положим ребят в нашей камере. А встретимся со своими — скажем…
Он сам пошел за телами разведчиков.
Разведчики лежали рядышком на красноватой, размокшей земле. Смерть уже свела вечной судорогой их руки и ноги, выбелила молодые лица, заморозила широко открытые глаза. Глаза казались странно большими. Приглядевшись, Бунцев понял — в глазных впадинах стоит дождевая вода.
Капитан снял фуражку.
Эти смельчаки пробрались сюда, далеко за позиции фашистов, чтобы корректировать огонь. И наверное, успели связаться со своим штабом…
Эго были герои. Настоящие. И они дрались до последнего. А он, Бунцев, не помог им.
Бунцев и не мог им помочь, но знал: теперь до последнего дня своего будет вспоминать об этих ребятах и мучиться, что не выручил их.
Бунцев опустился на колено и ладонью осторожно смахнул дождевую воду.
Отряд с трудом дождался наступления темноты. Погоны и знаки различия с немецких шинелей и мундиров были спороты. В последнюю минуту Бунцев снял и швырнул в кирпичи эсэсовскую фуражку.
— Задача — выйти к своим, — сказал он. — У меня в планшете — карта Хаузера. Если меня убьют — прежде всего возьмите карту… Приказ ясен?
— Ясен, — за всех ответила Кротова.
…Вминая тело в застывшую на морозе грязь, Бунцев лежал, с трудом глотая воздух, чувствуя, что еще минута — и сердце не выдержало бы, разорвалось. Сил, чтобы оглянуться, окликнуть своих, не было. Он не знал, все ли уцелели в этом последнем броске, все ли вышли из-под огня, но сил, чтобы оглянуться, не было. Сил оставалось ровно столько, чтобы дышать, чтобы вдавливать непослушное тело в грязь и принуждать его не двигаться…
«Вот что достается пехоте! — думал потрясенный Бунцев. — Вот что!»
Земля дрожала. Эту дрожь он ощутил давно, уже с час назад, уже около шоссе, где отряд залег перед перебежкой. Но тогда это было только слабое подрагивание, еле ощутимые толчки особенно близких разрывов. Эпицентр стихии оставался вдали. Только текла и текла по шоссе исторгнутая невидимым вулканом, выброшенная, казалось, самой разгневанной землей грязная лава войны — тягачи с орудиями, грузовики с армейским имуществом и снарядами, танки, бронетранспортеры и опять тягачи, грузовики, танки… Без огней, ухая на выбоинах, завывая на скользких подъемах, в отчаянии скрежеща гусеницами, стремилась эта лава прочь от настигающего возмездия.