— Придется задерживать! — быстро шепнула Кротова. — Давайте вы, товарищ капитан… А я отползу, постараюсь мальчонку перехватить. Испугается — убежит…
— Ползи! — сказал Бунцев. — Давай ползи!
Зашуршали листья, треснули сучья. Собачонка залилась пуще прежнего. Пастух в нерешительности остановился позади собаки.
— Э-гей! — крикнул он и потряс палкой. — Э-гей!
Бунцев лежал не отзываясь. Он уже отлично видел лицо старика: узкое, темное, горбоносое, с запавшей верхней губой и заросшими седой щетиной бугристыми щеками. Старик исподлобья смотрел прямо на тот куст, за которым лежал капитан, но ничего не видел.
Он что-то сказал собаке, не то упрекая своего четвероногого друга, не то браня его. Пес, ободренный приближением хозяина, подскочил почти вплотную к кусту. Злость душила собаку, она не лаяла, а просто хрипела.
Пастух, бормоча сердито, зашагал на куст.
«Ах, ты черт! — опять подумал Бунцев. — Сидели бы в лесу, ничего не произошло бы…» Вина лежала на нем. Это он настоял облазить весь лес: еще надеялся найти Телкина. Может, тот приполз раненый и лежит где-нибудь рядом, не в силах двигаться и погибает…
Телкина не нашли, а на пастуха напоролись.
Теперь неизвестно, что будет…
Бунцев пошевелился, готовясь встать, и пес с визгом отлетел в сторону, зашелся в истошном вопле.
Пастух опять остановился.
Бунцев поднялся в рост, вскинул руку и дружелюбно помахал.
Он глядел на пастуха, но видел не только испуганное, недоумевающее лицо старика, но и прыгающую слева, совсем рядом собачонку с белоснежным оскалом зубов в черных губах, и мелко топочущих овец, шарахнувшихся было в поле и отпрянувших от палки подпаска-мальчонки, и самого мальчонку — паренька лет десяти, с поднятой палкой на фоне серого поля, и появившуюся справа от мальчонки, заходящую ему в спину Кротову.
«Быстро успела!» — подумал Бунцев.
Он махал рукой, улыбался, выказывая пастуху свое миролюбие.
— Гутен таг! — крикнул Бунцев как можно приветливей. — Гутен таг!
Пастух неуверенно поднес к пилотке коричневую руку, его мутноватые, старческие глаза смотрели недоверчиво.
— Йо напот[2], — ответил он, опуская руку и перехватывая палку.
Бунцев вышел из куста. Собака, заметив, что хозяин заговорил с незнакомцем, перестала лаять, однако еще ворчала, еще щетинилась, держалась поодаль и издали обнюхивала чужого человека.
Старик уставился на бунцевские унты.
— Шпрехен зи дейч? — спросил Бунцев, используя жалкие запасы своего немецкого словаря, чтобы только не молчать. — Шпрехен зи дейч, геноссе?
Кротова уже приближалась к мальчишке, занятому разглядыванием капитана и ничего не подозревавшему.
Старик отрицательно покачал головой, вскинул глаза на лицо Бунцева и снова воззрился на унты.
«Ах, черт! — подумал капитан. — Заметил… Вот обутка проклятая!..»
— Камарад! — сказал он. — Салуд, камарад!
Теперь он стоял в двух шагах от старика, и собачонка крутилась возле самых бунцевских ног. Пастух палкой отпихнул собаку, недовольно прикрикнул на нее, избегая глядеть на пилота.
Бунцев улыбался и улыбался, а сам следил за каждым движением старика и за Кротовой. Та уже подошла к мальчишке, положила ему руку на плечо, и паренек отшатнулся, но Кротова держала крепко. Она нагнулась, видимо уговаривая мальчишку не пугаться.
Старик заметил взгляд пилота, устремленный куда-то вдаль, обернулся, увидел радистку, сунулся было к подпаску, но оглянулся на Бунцева и выпустил палку…
— Тихо! — сказал Бунцев, поднимая пистолет. — А ну, тихо! Садись!
Пастух растерянно и враждебно мигал тусклыми глазами.
— Садись! — приказал Бунцев и показал рукой на землю. — Садись.
Пастух, наконец, понял. Еще раз оглянувшись на подпаска и на овец, он нехотя опустился на землю.
— Ничего, ничего, — успокаивающе сказал Бунцев. — Только сиди спокойно. Ничего плохого мы тебе не сделаем. Понимаешь?
Кротова вела паренька к опушке.
Пастух, сердито шамкая, произнес длинную непонятную фразу.
— Порядок, порядок! — сказал Бунцев. — Ты, отец, только не шуми, и будет полный порядок!
— Апукам! — крикнул мальчишка. — Миткел некик?[3]
Он уперся и не хотел подходить близко.