— Идите! — сказал Вольф.
Вишневого цвета «хорх» развернулся у подъезда особняка, шофер-солдат выскочил, предупредительно распахнул дверцу.
— Гестапо, — сказал майор Вольф, садясь.
Солдат молча захлопнул дверцу, положил руку на тормоз, выжал сцепление, включил скорость, «хорх» ровно сдвинулся с места и так же ровно поплыл по аллее…
Солнце зашло, и в надвигавшихся сумерках город казался покинутым: редкие пугливые прохожие, клочья пестрых афиш на рекламных тумбах, заваленная листвой мостовая, заколоченные досками, заваленные мешками с песком витрины, разинутые, словно в отчаянном вопле, пасти пустых подъездов…
Патрули провожали машину равнодушными взглядами.
Машину тряхнуло на выбоине.
— Осторожней! — процедил Вольф.
— Плохо заделывают воронки, господин майор! — виновато ответил солдат.
Вольф смолчал. Его молчание было ледяным и осуждающим. У солдата порозовели кончики ушей. Он не имел права оправдываться, он допустил ошибку, и понял это.
«Хорх» замедлил ход, остановился у перекрестка: дорогу пересекала колонна танков. Они шли с закрытыми люками, словно на поле боя, и Вольф подумал, что миновали те времена, когда танкисты торчали над башнями с сигаретами в зубах, и прикладывались к походным фляжкам, и перекликались друг с другом, стараясь перекричать стальной, оглушающий грохот машин.
Теперь они шли с закрытыми люками по пустынным улицам, мимо разноцветных афишных тумб, мимо каменных садовых оград с пожелтевшими виноградными лозами, свисающими до тротуаров, и никто не пил, не смеялся, не окликал приятелей. В грохоте машин, по-прежнему оглушающем, уже не слышалось торжества.
Штурмбаннфюрер Раббе ходил по кабинету. От угла до угла — девять шагов по мохнатому, пестрому турецкому ковру. Девять — туда, девять — обратно. Девять — туда, девять — обратно.
Выпучив рачьи глаза, за Раббе следил со стены Адольф Гитлер. Казалось, глаза на портрете поворачиваются в глазницах, впиваясь в сутулую спину штурмбаннфюрера.
Раббе был расстроен. Всего час назад Вильгельм Хеттль вызвал его к телефону. Хеттлю, видите ли, понадобилось лично узнать, как проходит операция по «эвакуации» еврейского населения. Раббе доложил, что на сегодняшний день зарегистрировались двадцать две тысячи лиц еврейского происхождения обоего пола, включая несовершеннолетних: все они изолированы в гетто, одиннадцать тысяч уже вывезены в ближайшие лагеря, остальные будут вывезены в течение недели.
— Выявляем уклонившихся от регистрации, — сказал штурмбаннфюрер в заключение и умолк, ожидая, что последует дальше. Ведь не ради евреев звонил Хеттль! Сведения, услышанные им от Раббе, он мог получить из ежедневной сводки.
И Раббе не ошибся.
— Благодарю, — сказал Хеттль. — Да! Кстати, что там у вас произошло на станции?
— Диверсионный акт.
— Русские?..
— Нет. Венгры. Местные коммунисты.
— Венгры?.. Надеюсь, венгерские власти приняли надлежащие меры?
— Дело в том…
— Я спрашиваю, — с нажимом сказал Хеттль, — приняли ли меры местные власти?
Раббе догадался.
— Так точно! Диверсанты арестованы. На допросе признались.
— Ну вот, — усмехаясь, сказал Хеттль. — Я так и знал, что вышла ошибка. Вернее, что не обошлось без враждебных элементов. Тут, в Будапеште, кое-кто поднял шум, будто мы вмешиваемся во внутренние дела страны… Помните, что мы ни во что не вмешиваемся. Если бы слухи о вашем вмешательстве подтвердились, я бы принял самые жесткие меры… Вам ясно?
— Ясно, — побагровев, сказал Раббе.
— До свиданья, — добродушно сказал Хеттль. — Желаю успеха…
Положив трубку, Раббе спросил себя; какая каналья успела все-таки сообщить в Будапешт и об арестованных рабочих? И когда успела? Каким образом? Едва схватишь мерзавцев, как это становится известно чуть ли не всему миру сразу!
Исполненный гнева, штурмбаннфюрер позвонил главарю местных салашистов Аурели Хараи.
— Немедленно явитесь ко мне! — приказал штурмбаннфюрер.
Но оказалось, Хараи совершенно ничего не знает и тоже не может представить, кто бы это мог накапать в Будапешт.
— Разрешите нам допросить коммунистическую сволочь! — попросил он.
— Это уже излишне, — сказал Раббе. — Попрошу вас немедленно опубликовать сообщение о том, что рабочие задержаны вами. Что они схвачены вами на месте преступления и по приговору военно-полевого суда будут казнены.
— Суд состоится на днях? — почтительно спросил Хараи.
— Какой вам еще суд? — спросил Раббе. — Вы лично явитесь ко мне в двадцать два часа и примете участие в ликвидации бандитов. Поняли?