Но разрубить весь моток до того, как на переезде пропустили колонну, не удалось.
— Ольга, посмотри! — позвал Бунцев. — Может быть, хватит?
Радистка приглядывалась к куче разрубленной проволоки.
— Пожалуй, хватит, товарищ капитан.
— Освободите один мешок, — приказал Бунцев.
— А снедь куда? — спросил штурман.
— Выбросить! Клади колючку!
Телкин вытряхнул на землю колбасу, консервы, сыр. Со звоном упала бутылка.
Бунцев молча погрозил штурману кулаком.
Запихали колючку, ободрав руки до крови, в опорожненный мешок.
— Сам понесу, — сказал Бунцев. — Вперед!
Им удалось пройти по обочине еще двести — триста метров. Очередная колонна опять заставила вернуться в поле.
Бунцев с облегчением опустил проклятый мешок, дерущий спину.
— Давайте я вас сменю, — предложила Нина.
— Что ты! — сказал Бунцев. — Не тяжело!..
— Поезд! — сказал Телкин. — Поезд! Слушайте!
Действительно, шел поезд. Еще далекий, еле слышный. И снова — к фронту.
— Вот и дождались! — сказал Бунцев.
Выпрямившись, стоял он на вязкой земле и, подняв голову, вслушивался в приближающийся гул. Мелькнули вдалеке искры из паровозной трубы. Огней не было. Значит, товарняк. Никто не произносил ни слова. Все слушали. Смотрели и слушали… Все четче проступает сквозь ровный гул перестук колес. Появились огни локомотива. Пятнышко света набегает слева на переезд. Все ближе, ближе, ближе…
Сначала Бунцев увидел, как пятнышко света неуклюже подпрыгнуло вверх. Потом до его слуха донесся удар и протяжный треск. Пятнышко света погасло. И тотчас на переезде, а потом вдоль полотна железной дороги застрекотали автоматы. Взвилась одна белая ракета, другая.
Бунцев строго смотрел туда, где гремела стрельба.
— Все, товарищ капитан, — сказала радистка.
Бунцев осторожно поднял мешок.
— Пошли. За мной.
И, уже не оглядываясь, повел отряд дальше.
На шоссе, ведущем к переезду, возникла пробка. Все больше машин останавливалось тут, растягиваясь по магистрали, сигналя, пытаясь объехать впереди стоящие машины и еще сильней, безнадежней забивая дорогу.
— Тут нам делать нечего, — сказал Бунцев людям. — Мате! Подойди-ка! Есть поблизости другое шоссе?
Нина перевела вопрос Бунцева венгру.
Тот не задумался:
— Километрах в четырех отсюда. — И показал направо.
— Веди! — сказал Бунцев. — Ольга, пойдешь с ним.
Сам он, пропустив Мате, зашагал рядом с Ниной.
— Дайте же мешок, — попросила девушка.
— Ладно, ладно, — сказал Бунцев. — Не велика тяжесть.
— Да не тяжесть… Больно же…
— Ничего. Донесу…
— Я не неженка, — сказала Нина. — Давайте же!
— Иди, иди, Ниночка, — тихо сказал Бунцев. — Иди.
Смущенная нежностью бунцевского голоса, Нина умолкла.
Ноги вязли в земле, проклятый мешок колол, и каждую минуту могло случиться что-нибудь, что помешало бы маленькому отряду добрести до шоссе, указанного Мате, что навсегда бы оставило их всех — и Кротову, и Мате, и Телкина, и Нину, и самого Бунцева — посреди этого чужого, незнакомого поля, но капитан испытывал ту странную пьянящую радость, какая, бывало, овладевала им за штурвалом бомбардировщика, когда, пробивая заградительный огонь, Бунцев упорно, наперекор всему выводил самолет на цель.
Это была радость вызова, бросаемого врагу. И если там, в кабине бомбардировщика, он цедил сквозь крепко сцепленные зубы: «Давай! Давай!» — потому, что страха уже не существовало, а существовало только желание заставить врага неистовствовать, обрушивать на тебя шквал огня — ведь ты был все равно неуязвим и бессмертен! — так и теперь капитан Бунцев цедил сквозь зубы свое неслышное другим: «Давай! Давай!» — и ему хотелось даже, чтобы земля налипала на сапоги, чтобы мешок рвал спину, а ремень автомата тер потную шею: он знал, что выдержит и не такое, опять верил, что он неуязвим и бессмертен.
Переезд, где еще взлетали ракеты, и шоссе с остановившимся транспортом были уже позади. Каждый шаг уводил маленький отряд все дальше и дальше от опасного места.
В час сорок отряд подошел к шоссе, указанному Мате.
Выползший на разведку Телкин сообщил, что контрольного пункта, по-видимому, вблизи нет, а дорога щебенчатая и по обочине растут кусты.
— Понаблюдаем, — решил Бунцев.
Они проследили несколько машин. Ни одна не замедлила хода. Значит, контрольно-пропускного пункта действительно рядом не существовало.
— Ольга, Анатолий! — позвал Бунцев. — Со мной. Втроем они выбрались на дорогу, разбросали по ней колючую проволоку.