— Вам не понравилось целовать меня? – пробормотал он.
Она стала пунцовой.
— Очевидно, так. — Он повернулся к своей бабушке и сказал самым учтивым тоном, — Надеюсь, Вы понимаете, что это — вопиющее нарушение.
— Я — герцогиня Уиндхэм, — ответила она, надменно подняв свои брови. – Для меня не существует вопиющих нарушений.
— Ах, как несправедливо устроена жизнь, — сказал он со вздохом. — Вы не согласны, мисс Эверсли?
Она посмотрела, словно хотела заговорить. Действительно, бедная девочка, она, вероятно, прикусила свой язык.
— Теперь, если Вы стали преступницей в этом небольшом преступлении, — продолжал он, позволяя своим глазам нагло скользить от ее лица к груди и обратно, — все будет совсем по–другому.
Ее челюсть напряглась.
— Представьте себе, — шептал он, позволяя своему пристальному взгляду упасть на ее губы, — как было бы прекрасно. Только подумайте – Вы и я, одни в этой чрезвычайно роскошной карете. — Он довольно вздохнул и откинулся назад. – У меня разыгралось воображение.
Он ждал, что старая леди защитит ее. Она этого не сделала.
— Поделитесь Вашими планами насчет меня? — спросил он, положив ногу на ногу и ссутулившись на своем месте. Было нелегко сидеть в таком положении со все еще связанными сзади руками, но, будь он проклят, если сядет прямо и вежливо.
Старая леди повернулась к нему, сжав губы.
— Большинство мужчин не жаловалось бы.
Он пожал плечами.
— Я не большинство мужчин. – С легкой улыбкой он повернулся к мисс Эверсли. — Довольно банальное возражение, как думаете? Настолько очевидное. Его придумал бы и новичок. — Он покачал головой, притворяясь разочарованным. — Надеюсь, я не потерял свое мастерство.
Ее глаза расширились.
Он усмехнулся.
— Вы думаете, что я безумен.
— О, да, — сказала она, и он наслаждался ее голосом, омывшим его своим теплом.
— Это требуется уточнить. — Он повернулся к старой леди. – В семье были безумцы?
— Конечно, нет, — резко ответила герцогиня.
— Прекрасно, какое облегчение. Нет, — добавил он, — этак я признаю связь с вами. А я не думаю, что желал бы быть связанным с такими головорезами, как вы. Так–так. Даже я никогда не прибегал к похищению. — Он наклонился вперед, как будто открывая мисс Эверсли очень важный секрет. — Это — плохой тон, знаете ли.
И ему показалось — о, как прекрасно — что ее губы слегка дернулись. У мисс Эверсли было чувство юмора. Она стала вдвое привлекательнее.
Он улыбнулся ей. Он знал, как это надо делать. Он точно знал, как улыбнуться женщине, чтобы заставить ее почувствовать что–то такое глубоко внутри.
Он улыбнулся ей. И она покраснела.
Это заставило его улыбнуться еще шире.
— Достаточно, — приказала старая леди.
Он притворился, что не понял.
— Вы о чем?
Он смотрел на нее, на эту женщину, которая, вероятнее всего, была его бабушкой. Ее лицо было стянуто и морщинисто, углы ее рта опущены под весом вечно хмурого взгляда. Он подумал, что она выглядела бы недовольной, даже если бы улыбнулась. Даже если, так или иначе, ей удалось бы заставить свой рот сложиться полумесяцем в правильном направлении…
Нет, решил он. Это не сработало бы. Она никогда не справилась бы с этим. Она, вероятно, умерла бы от натуги.
— Оставьте мою компаньонку в покое, — сказала герцогиня кратко.
Он наклонился к мисс Эверсли, усмехнувшись ей, даже притом, что она весьма решительно отводила взгляд.
— Я побеспокоил Вас?
— Нет, — быстро она сказала. – Конечно, нет.
Что, возможно, было недалеко от истины, но кто он такой, чтобы придираться?
Он возвратился к старой леди.
— Вы не ответили на мой вопрос.
Она властно подняла бровь. Ах, подумал он без всякого сарказма, так вот от кого у него эта привычка.
— Что Вы планируете сделать со мной? – спросил он.
— Сделать с Вами. – Повторила она его слова с любопытством, как если бы посчитала их безумно странными.
Он повторил ее движение бровью, задаваясь вопросом, признает ли она жест.
— Существует достаточно много вариантов.
— Мой дорогой мальчик, — начала она. Ее тон был величественен. Снисхождение. Это выглядело так, словно он нуждался в том, чтобы понять, что он должен целовать ей туфли. — Я собираюсь подарить Вам мир.
***
Грейс почти удалось восстановить свое самообладание, когда разбойник после долгого и вдумчиво–хмурого взгляда, обращенного к вдове, сказал:
— Я не уверен, что Ваш мир меня заинтересует.
Взрыв испуганного смеха вырвался из ее горла. О, святые небеса, глядя на вдову, можно было подумать, что она готова плеваться от негодования.