— Жаль, что у меня связаны руки, — продолжал он. – Момент столь романтичен, кислое присутствие Вашей хозяйки не в счет, что было бы чудесно запечатлеть один изящный поцелуй на Вашей ручке, если бы я был способен освободить свои.
На сей раз он был точно уверен, что она дрожала.
— Или Ваши губы, — прошептал он. — Я мог бы поцеловать Ваши губы.
Наступившая очаровательная тишина вскоре была грубо прервана:
— Что за черт?
Мисс Эверсли отскочила назад на фут или три, а Джек повернулся посмотреть, кто же этот чрезвычайно сердитый мужчина.
— Этот человек надоедает Вам, Грейс? – потребовал он.
Она быстро покачала головой.
— Нет, конечно, нет. Но…
Вновь прибывший повернулся к Джеку и уставился разъяренными синими глазами. Разъяренные синие глаза, которые бы очень напоминали глаза самой вдовы, не будь у нее мешков и морщин.
— Кто Вы?
— Кто Вы? – возразил Джек, сразу же невзлюбив его.
— Я — Уиндхэм, — словно выстрелил тот. — И Вы находитесь в моем доме.
Джек моргнул. Кузен. Его новая семья чудесным образом разрастается с каждой минутой.
— Что ж. Хорошо, в таком случае, я — Джек Одли. Прежде солдат армии Его Величества, теперь — большой дороги.
— Кто эти Одли? — потребовала вдова, возвращаясь назад. — Вы – не Одли. Это написано на Вашем лице. На Вашем носу и подбородке, и в каждой черточке Ваших глаз, которые имеют весьма необычный цвет.
— Необычный цвет? – переспросил Джек, сыграв оскорбление. — Правда? — Он повернулся к мисс Эверсли. – Все леди мне говорили, что они зеленого цвета. Меня обманывали?
— Вы — Кэвендиш! – взревела вдова. — Вы Кэвендиш, и я желаю знать, почему мне не сообщили о Вашем существовании.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — потребовал Уиндхэм.
Джек подумал, что вовсе не обязан отвечать, потому счастливо сохранял спокойствие.
— Грейс? – спросил Уиндхэм, поворачиваясь к мисс Эверсли.
Джек наблюдал за ними с интересом. Они были друзьями, но насколько близкими? Он не мог понять.
Мисс Эверсли с видимым трудом сглотнула.
— Ваша милость, — сказала она, — можно нам поговорить наедине?
— А как же остальные? — вмешался Джек, потому что после того, чему он был подвергнут, он решительно не чувствовал, что кто–либо заслуживает разговоров наедине. И затем, достигнув максимального раздражения, он добавил: — После всего, через что я…
— Он — Ваш кузен, — резко объявила вдова.
— Он — разбойник, — сказала мисс Эверсли.
— Нет, — добавил Джек, поворачиваясь, чтобы показать свои связанные руки, — я здесь не по собственной воле, уверяю Вас.
— Ваша бабушка думает, что узнала его вчера вечером, — сказала мисс Эверсли герцогу.
— Я уверена, что узнала его, — резко возразила вдова. Джек едва не поклонился, когда она махнула рукой в его сторону. — Только посмотрите на него.
Джек повернулся к герцогу.
— На мне была маска. – Он действительно не собирался брать на себя вину за все это.
Джек бодро улыбнулся, с интересом наблюдая за герцогом, когда тот поднес свою руку ко лбу и сжал свои виски с такой силой, что мог бы проломить череп. Затем его рука упала, и он проорал:
— Сесил!
Джек собрался было пошутить о другом потерянном кузене, но в это время, скользя через холл, появился лакей, по–видимому, тот, кого звали Сесил.
— Портрет, — приказал Уиндхэм. — Моего дяди.
— Тот, что мы только что подняли к…
— Да. В гостиную. Сейчас же!
Даже у Джека расширились глаза от бешеной энергии его голоса.
И затем – словно кислота разъедала его внутренности — он увидел, что мисс Эверсли взяла руку герцога.
— Томас, — сказала она мягко, удивляя его тем, что назвала герцога по имени, — пожалуйста, позвольте мне объяснить.
— Вы знали об этом? – требовательно спросил Уиндхэм.
— Да, но…
— Вчера вечером, — сказал он пронизывающе. — Вы знали вчера вечером?
Вчера вечером?
— Да, я знала, но Томас…
Что случилось вчера вечером?
— Достаточно, — прошипел он. — В гостиную. Вы все.
Джек последовал за герцогом, и потом, как только за ними закрылась дверь, показал свои руки.
— Как Вы думаете, не могли бы Вы…? — спросил он. Скорее, чтобы поддержать разговор, чем на что–то надеясь.
— Ради Бога, — прошептал Уиндхэм. Он что–то взял с письменного стола около стены и затем вернулся. Одним сердитым сильным ударом он разрубил веревки золотым ножиком для вскрытия писем.
Джек посмотрел вниз, чтобы удостовериться, что не ранен.
— Отлично проделано, — пробормотал он. Даже ни царапины.
— Томас, — заговорила мисс Эверсли, — я на самом деле думаю, что Вы должны позволить мне поговорить с Вами перед…
— Перед чем? — бросил Уиндхэм, обращаясь к ней с таким гневом, который Джек счел непозволительным. — Перед тем, как мне сообщат о давно потерянном кузене, которого разыскивает Король?