— Мисс Эверсли!
Грейс вскочила.
— Мэм?
Вдова пронзила ее взглядом.
— Вы фыркали.
— Я?
— Вы сомневаетесь в моем слухе?
— Конечно, нет, мэм. — Вдова ненавидела саму мысль о том, что что–то в ней могло сдать в результате ее возраста. Грейс откашлялась.
— Прошу прощения, мэм. Я делала это бессознательно. У меня, э–э, ухудшилось дыхание.
— Ухудшилось дыхание. — Вдова, казалось, нашла это достаточным оправданием и за более ранний щебет Грейс тоже.
Грейс слегка коснулась рукой своей груди.
— Боюсь, небольшой застой в легких.
Ноздри вдовы расширились, когда она посмотрела вниз на чашку в своих руках.
— Надеюсь, что Вы не дышали над моим шоколадом.
— Конечно, нет, мэм. Поднос всегда носят служанки с кухни.
Вдова, очевидно, более не находила причин обдумывать это далее и вернулась к своей газете, оставляя Грейс в покое с ее мыслями о мистере Одли.
Мистер Одли.
— Мисс Эверсли!
На этот раз Грейс уже стояла. Это становилось смешным.
— Да, мэм?
— Вы вздыхали.
— Я вздыхала?
— Вы отрицаете это?
— Нет, — ответила Грейс. — То есть я не заметила, что я вздыхала, но я, конечно, допускаю, что могла это делать.
Вдова раздраженно махнула рукой в ее сторону.
— Этим утром Вы меня отвлекаете.
Грейс почувствовала, что ее глаза засияли. Не означает ли это, что ее рано отпустят?
— Сядьте, мисс Эверсли.
Она села. Очевидно, нет.
Вдова положила свою газету и сжала губы.
— Расскажите мне о моем внуке.
Она вновь покраснела.
— Прошу прощения?
Правая бровь вдовы выгнулась, довольно хорошо имитируя вершину пляжного зонтика.
— Вы ведь показывали ему его комнату вчера вечером, не так ли?
— Конечно, мэм. По Вашему приказу.
— И? Что он говорил? Я хочу понять, какой он человек. Будущее семьи может оказаться в его руках.
Грейс виновато подумала о Томасе, которого она, так или иначе, не вспоминала последние двенадцать часов. Он был всем, тем герцогом, которым должен был быть, и никто не знал замок лучше, чем он. Даже вдова.
— Э–э, Вы не думаете, что это немного преждевременно, Ваша милость?
— Защищаете моего второго внука, не так ли?
Глаза Грейс расширились. В тоне вдовы сквозило злорадство.
— Я считаю его милость другом, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Я никогда не пожелала бы ему плохого.
— Пф–ф. Если мистер Кэвендиш — и не смейте называть его мистер Одли — действительно является законной проблемой моего Джона, тогда Вы едва ли желаете Уиндхэму плохого. Он должен быть благодарен.
— За то, что его титул увели прямо у него из–под носа?
— За то, что имел счастье сделать это вовремя, — парировала вдова. — Если мистер — о, черт, я собираюсь звать его Джоном…
Джеком, подумала Грейс.
— Если Джон действительно — законный сын моего Джона, то Уиндхэм никогда в действительности титула не имел. Таким образом, едва ли можно назвать это лишением титула.
— За исключением того, что, начиная с рождения, ему говорили, что этот титул — его.
— Это не моя ошибка, не так ли? — усмехнулась вдова. — И едва ли это было сразу с рождения.
— Нет, — призналась Грейс. Томас получил титул в возрасте двадцати лет, когда его отец погиб от болезни легких. — Но он знал с детства, что однажды титул станет его, это почти одно и то же.
Вдова немного поворчала по этому поводу с тем самым злым оттенком в голосе, который она всегда использовала, если ей выдвигали аргумент, против которого у нее не было готового возражения. Она бросила на Грейс один последний пронзительный взгляд и затем вновь занялась своей газетой, подняв ее вертикально, закрывая лицо.
Грейс использовала момент в своих интересах, чтобы успеть сменить положение. Глаза она закрыть не смела.
И точно, не прошло и десяти секунд, как вдова отложила газету и спросила напрямик:
— Вы думаете, он будет хорошим герцогом?
— Мистер О… — Грейс поймала себя как раз вовремя. — Э–э, наш новый гость?
Вдова многозначительно закатила глаза.
— Зовите его мистером Кэвендишем. Это — его имя.
— Но оно не соответствует тому, которым он желал бы называться.
— Будь я проклята, если меня интересует, кем он желает называться. Он — тот, кто он есть. — Вдова сделала большой глоток своего шоколада. — И мы все тоже. И это — хорошо.
Грейс ничего не сказала. Она была вынуждена терпеть лекции вдовы по той простой причине, что слишком много раз их слушала, чтобы рисковать вызвать их повторение.
— Вы не ответили на мой вопрос, мисс Эверсли.
Грейс минуту подумала, прежде чем решилась ответить.
— Я действительно не могу сказать, мэм. Не при таком кратком знакомстве.