— Ты знаешь, в каком месяце поженились твои родители? — спросил Томас.
— Нет. Но это был маленький приход. Сколько, по–твоему, венчаний здесь могло состояться?
Джек наблюдал за пальцами Томаса. Они передвигались вдоль края страницы, а потом скользнули под него.
Перевернули страницу. И замерли.
Джек смотрел на Томаса. Тот стоял неподвижно, закрыв глаза.
И все стало ясно. По его лицу. Все стало ясно.
— О, Боже. — Слова слетели с губ Джека словно в неистовстве. Он не был удивлен, и все же… Он надеялся… молился…
Чтобы его родители оказались не обвенчанными. Или, чтобы доказательство было утеряно. Чтобы что–то или кто–то оказалось ошибочным, потому что это было неправильно. Этого не должно было случиться. Он не сможет этому соответствовать.
Только посмотрите на него. Он стоит здесь, черт побери, притворяясь, что читает метрическую книгу. Как, во имя Господа, кто–то мог подумать, что он сможет быть герцогом?!
Контракты?
О, это было бы забавно.
Договоры об аренде?
Ему будет необходим заслуживающий доверия управляющий, потому что сам он не сможет проверить, не обманывает ли тот его.
Джек подавил испуганный смешок. Ему чертовски повезло, что он мог подписывать документы своим перстнем–печаткой. Одному Богу известно, как много времени уйдет у него на то, чтобы научиться писать свое новое имя без того, чтобы не выглядеть так, словно ему необходимо о нем подумать.
На то, чтобы суметь подписаться «Джон Кэвендиш–Одли» у него уйдут месяцы. Разве непонятно, почему он так стремился отбросить «Кэвендиш» от своей фамилии?
Джек закрыл лицо руками и крепко зажмурил глаза. Этого не должно было случиться. Он знал, что это произойдет и, тем не менее, находясь здесь, Джек убедился, что его желание невыполнимо.
Он сходил с ума.
Задыхался.
— Кто такой Филипп? — спросил Томас.
— Что? — практически рявкнул Джек.
— Филипп Галбрейт. Он был свидетелем.
Джек посмотрел на Томаса. А затем — на метрическую книгу. И на завитушки, которые, видимо, образовывали имя его дяди.
— Брат моей матери.
— Он еще жив?
— Я не знаю. Пять лет назад был жив.
Джек сердито задумался. Почему Томас об этом спрашивает? Разве смерть Филиппа что–либо меняла? Доказательство ведь было прямо перед ними — в метрической книге.
Метрическая книга.
Джек уставился на нее, его рот слегка приоткрылся. Это был враг. Эта небольшая книга.
Грейс сказала, что она не сможет выйти за него замуж, если выяснится, что он — герцог Уиндхем.
Томас не скрывал того, какие горы бумаг ожидали Джека.
Если он окажется герцогом Уиндхемом.
Но ведь это всего лишь книга. И важна всего лишь одна страница.
Всего лишь одна страница, и он сможет остаться Джеком Одли. Все его проблемы будут разрешены.
— Вырви ее, — прошептал Джек.
— Что ты сказал?
— Вырви ее.
— Ты сошел с ума?
Джек покачал головой.
— Ты — герцог.
Томас посмотрел на книгу.
— Нет, — тихо сказал он. — Я не герцог.
— Нет, — голос Джека стал настойчивым. Он схватил Томаса за плечи. — Ты — тот, в ком нуждается герцогство Уиндхем. В ком все нуждаются.
— Прекрати. Ты…
— Послушай меня, — умоляюще произнес Джек. Ты рожден и обучен для этого. Я все разрушу. Понимаешь? Я не смогу быть герцогом. Не смогу.
Но Томас лишь покачал головой.
— Я могу быть обученным всему этому, но ты был рожден для этого. И я не могу взять то, что принадлежит тебе.
— Я не хочу этого! — воскликнул Джек.
— У тебя нет права принимать или отказываться, — бесстрастным голосом произнес Томас. — Неужели, ты не понимаешь? Это не вопрос владения. Это — то, кем ты являешься.
— О, ради Бога! — взмолился Джек. Он вцепился себе в волосы и с силой потянул за них.
— Я отдаю все это тебе. На проклятом блюдечке с золотой каемочкой. Ты останешься герцогом, и я оставлю тебя в покое. Я буду твоим разведчиком на Внешних Гебридах. Все что угодно. Просто вырви страницу.
— Если тебе не нужен был титул, то почему ты с самого начала просто не сказал, что твои родители не были женаты? — выпалил в ответ Томас. — Я ведь спрашивал, венчались ли твои родители. Ты просто мог ответить «нет».
— Я не знал, что могу претендовать на титул, когда ты спросил о моей законнорожденности, — выдохнул Джек. Его горло саднило. Он уставился на Томаса, пытаясь понять его мысли.
Как он мог быть таким чертовски честным и благородным? Кто–нибудь другой уже давно бы разорвал в клочья эту страницу. Но не Томас Кэвендиш. Он всегда будет поступать правильно. Не так как лучше, а как правильно.