— Мама, — произнес Джон точно таким же тоном, какой использовал Джек, когда пускал в ход свое обаяние, чтобы найти выход из затруднительной ситуации, — я и не думал прерывать ее.
— Но ты прервал! — парировала Мэри.
Джон сложил руки так, словно хотел сказать: «Бедная малышка».
Грейс повернулась к Мэри с явным сочувствием.
— Ты говорила, Мэри?
— Он выжал апельсин на мои ноты!
Грейс повернулась к сыну.
— Джон, это…
— Нет, — быстро сказал тот.
Грейс с недоверием посмотрела на него. Ее вовсе не удовлетворило то, что сын ответил прежде, чем она успела закончить свой вопрос. Она посчитала, что не должна слишком на него полагаться. «Джон, это правда?» — было еще одним предложением, которое она повторяла достаточно часто.
— Мама, — сказал Джон, его зеленые глаза были чрезвычайно серьезны, — клянусь честью, что я не давил апельсин…
— Ты врешь, — возмутилась Мэри.
— Это она раздавила апельсин.
— После того, как ты бросил его мне под ноги!
И тут послышался новый голос:
— Грейс!
Грейс радостно улыбнулась. Теперь Джек сможет уладить это дело.
— Грейс, — произнес Джек, повернувшись боком так, чтобы проскользнуть в комнату мимо детей. — Ты мне нужна…
— Джек! — перебила она.
Он посмотрел на жену, затем оглянулся назад.
— Что я сделал?
Она подошла к детям.
— Разве ты их не заметил?
Джек изобразил улыбку — ту самую, какой его сын пытался воспользоваться чуть раньше.
— Конечно же, я их заметил, — ответил он. — Разве ты не видела, как я обходил их? — Он повернулся к детям. — Разве вас не учили, что неприлично перегораживать дверной проем?
Хорошо, что ее самой не было в оранжерее, подумала Грейс, потому что она непременно запустила бы в него чем–нибудь тяжелым. Каждый раз, когда случалось нечто подобное, она начинала думать, что хорошо бы ей устроить запас небольших, круглых, легко бросаемых предметов в ящике своего стола.
— Джек, — сказала Грейс, проявляя, как она полагала, удивительное терпение, — не будешь ли ты столь любезен, уладив их спор?
Джек пожал плечами.
— Они уладят его сами.
— Джек, — вздохнула Грейс.
— Это не твоя вина, что у тебя не было родных братьев и сестер, — сказал он ей. — Поэтому у тебя нет никакого опыта во внутрисемейных ссорах. Поверь мне, в конце концов все это разрешится. Предсказываю, что нам удастся вырастить всех четверых, по меньшей мере, до пятнадцатилетнего возраста, сохранив их основные конечности неповрежденными.
Грейс пристально посмотрела на мужа.
— С другой стороны, ты сам находишься в крайней опасности…
— Дети! — перебил ее Джек. — Слушайте свою мать.
— Но она ничего не сказала, — указал Джон.
— Пусть так, — согласился Джек. Он на мгновение нахмурился. — Джон, оставь свою сестру в покое. Мэри, в следующий раз не наступай на апельсин.
— Но…
— Я все сказал, — объявил он.
И что удивительно, этого оказалось достаточно. Дети ушли.
— Это было не так уж и трудно, — войдя в комнату, произнес Джек. — У меня для тебя есть кое–какие бумаги.
Грейс немедленно отложила свое письмо и взяла документы, которые принес Джек.
— Они прибыли сегодня днем от моего поверенного, — объяснил Джек.
Грейс прочла первый абзац.
— Это касается строительства Иннигсли в Линкольне?
— Я ожидал именно этого, — подтвердил Джек.
Грейс кивнула, а затем внимательно прочла весь документ. За двенадцать лет брака у них установился некий определенный порядок. Джек лично вел все свои деловые переговоры, а всю приходящую корреспонденцию ему читала Грейс.
Это было даже забавно. На то, чтобы войти в курс всех дел, у Джека ушел примерно год. И из него получился превосходный управляющий герцогством. Его ум был острее бритвы, а его суждения — таковы, что Грейс не могла поверить, что Джек никогда не обучался управлению земельной собственностью. Арендаторы его обожали, слуги боготворили (особенно с тех пор, как вдова была сослана на дальнюю окраину герцогских владений), да и лондонское общество пало к его ногам. Помогло, конечно, заявление Томаса о его уверенности в том, что Джек является законным герцогом Уиндхемом, но, тем не менее, Грейс полагала, что не последнюю роль в этом сыграли очарование и остроумие самого Джека.
Казалось, что единственной вещью, которую он так и не освоил, — было чтение.
Когда Джек впервые рассказал об этом Грейс, то она ему не поверила. О, Грейс полагала, что сам Джек в это верит. Но вероятно, у него были плохие учителя. Конечно это была чья–то явная небрежность. Человек с интеллектуальными способностями и образованностью Джека не мог вступить во взрослую жизнь неграмотным.