Они были друзьями. Это была странная и совершенно неожиданная ситуация, учитывая различие в их положении, но они были друзьями.
— Ваша милость, — сказала она, несмотря на то, что он давно просил называть его по имени, когда они были в Белгрейве. Она устало кивнула ему, он отстранился и опустил свои руки. Было слишком поздно, чтобы задумываться над титулами и обращениями.
— Почему, черт возьми, Вы так активны? — спросил он. – Сейчас уже более двух часов ночи.
— На самом деле, более трех, — рассеянно поправила она, и затем… святые небеса, Томас!
Ее застали врасплох. Что она должна сказать ему? Должна ли она вообще что–нибудь говорить? Она бы не скрыла тот факт, что на нее и вдову напали разбойники, но она не была уверена, должна ли рассказать, что у него может быть двоюродный брат, разгуливающий по дорогам, лишая местное дворянство их ценностей.
Однако если подумать, этого не могло быть. И, конечно же, не имело смысла напрасно его беспокоить.
— Грейс?
Она встряхнула головой.
— Я сожалею, что Вы сказали?
— Почему Вы блуждаете по дому?
— Ваша бабушка нехорошо себя чувствует, — сказала она. И затем, так как она отчаянно хотела изменить тему разговора: — Вы поздно вернулись.
— У меня были дела в Стэмфорде, — сказал он резко.
Его любовница. Если было бы что–то еще, он не был бы так уклончив. Это странно, тем не менее, сейчас он был здесь. Обычно он отсутствовал всю ночь. Грейс, несмотря на свое респектабельное происхождение, была прислугой в Белгрейве, а потому была посвящена почти во все сплетни. Если герцог отсутствовал всю ночь, она обычно знала об этом.
— У нас был … захватывающий вечер, — сказал Грейс.
Он смотрел на нее выжидающе.
Она колебалась, и затем… действительно, ничего не случится, если она расскажет об этом.
— На нас напали разбойники.
Его реакция была моментальной.
— Боже милостивый, — воскликнул он. — Вы в порядке? А моя бабушка?
— Мы обе целы, — заверила его Грейс, — хотя наш кучер получил удар по голове. Я взяла на себя смелость предоставить ему три дня, чтобы поправиться.
— Конечно. — Он на мгновение закрыл глаза, выглядя очень огорченным. — Я должен извиниться, — сказал он. – Мне следовало бы настоять, чтобы Вы взяли более чем одного слугу для эскорта.
— Не глупите. Это не Ваша ошибка. Кто бы подумал… — Она прервала себя, так как действительно, не было никакого смысла в поисках виновного. — Мы невредимы, — повторила она. — Это — все, что имеет значение.
Он вздохнул.
— Что они взяли?
Грейс сглотнула. Она не могла сказать ему, что они украли только кольцо. Томас никогда не был идиотом, он задался бы вопросом почему. Она широко улыбнулась, решив, что неопределенность – это то, что надо.
— Немного, — сказала она. – У меня вообще ничего. Я полагаю, что было очевидно, что я женщина без средств.
— Бабушка должна быть безумно зла.
— Она немного расстроена, — сказала Грейс уклончиво.
— На ней были ее изумруды, не так ли? — Он покачал головой. — Старая летучая мышь нелепо привязана к этим камням.
Грейс не стала ругать его за характеристику его бабушки.
— Она, действительно, была в изумрудах. Но спрятала их под подушкой сиденья.
Он выглядел пораженным.
— Она спрятала?
— Я спрятала, — поправила Грейс, несклонная разделять славу. — Она кинула их мне прежде, чем они ворвались в карету.
Он слегка улыбнулся, затем, после минуты несколько натянутой тишины, сказал:
— Так Вы не сказали, почему Вы все еще на ногах так поздно. Вы заслуживаете отдыха.
— Я … э … — Казалось, не было никакого способа избежать с ним разговора. К тому же, на следующий день он, наверняка, заметил бы массивное пустое пятно на стене галереи. — У Вашей бабушки странное желание.
— Все ее желания странные, — немедленно ответил он.
— Нет, это… хорошо… — Грейс смотрела раздраженно. Как она до этого дошла? — Я полагаю, что Вы захотите помочь мне вынести картину из галереи.
— Картину.
Она кивала.
— Из галереи.
Она снова кивнула.
— Я полагаю, что она просит один из тех небольших квадратных натюрмортов.
— С вазами с фруктами?
Он кивнул.
— Нет. — Когда он не ответил, она добавила: — Она хочет портрет Вашего дяди.
— Которого?
— Джона.
Он кивнул, слегка улыбаясь, но без тени юмора.
— Он всегда был ее любимцем.
— Но Вы никогда не знали его, — сказала Грейс, потому что то, как он это произнес – почти провозгласил, звучало так, словно он был этому свидетелем.