Но он не хотел быть герцогом.
На самом деле, не хотел.
Джек обдумывал все это бесчисленное множество раз, напоминая себе обо всех причинах, почему из него получится очень плохой герцог Уиндхем, но говорил ли он когда–нибудь об этом откровенно вслух?
Он не хотел быть герцогом.
Джек оглянулся на Томаса, который смотрел на солнце, прикрыв глаза рукой.
— Должно быть, полдень уже миновал, — произнес лорд Кроуленд. — Сделаем остановку на ланч?
Джек пожал плечами. Ему было все равно.
— Ради леди, — сказал Кроуленд.
Все как один, мужчины повернулись и посмотрели на карету.
Джеку показалось, что он увидел отвращение на лице лорда Кроуленда.
— Там внутри не очень–то приятно, — сказал тот тихим голосом.
Джек насмешливо выгнул бровь.
— Вдовствующая герцогиня, — с содроганием произнес Кроуленд. — Амелия умоляла меня позволить ей ехать верхом после того, как мы напоим лошадей.
— Это было бы слишком жестоко по отношению к Грейс, — заметил Джек.
— Именно это я и сказал Амелии.
— В то время как вы сами сбежали из кареты, — пробормотал, слегка улыбаясь, Томас.
Кроуленд вызывающе поднял голову.
— Я никогда и не утверждал иного.
— А я бы никогда не осмелился критиковать Вас за это.
Джек без особого интереса слушал их обмен репликами. По его оценке, они были на полпути к Батлерсбриджу, и ему становилось все тяжелее найти что–то забавное в бессодержательной болтовне своих попутчиков.
— Где–то через милю, или около того, будет поляна, — сказал Джек. — Я останавливался там раньше. Это — подходящее место для пикника.
Двое других мужчин кивнули в знак согласия, и приблизительно пять минут спустя они нашли это место. Джек спешился и тотчас же прошел к карете. Выйти из кареты дамам помогал грум, но так как Грейс должна была выходить последней, то Джеку было достаточно легко встать так, чтобы подать ей руку, когда она, наконец, появилась из кареты.
— Мистер Одли, — произнесла Грейс. Это была простая вежливость, но глаза девушки светились тайной теплотой.
— Мисс Эверсли. — Взгляд Джека был устремлен на губы Грейс. Уголки ее губ слегка дернулись… еле–еле. Ей хотелось улыбнуться. Он видел это.
Он чувствовал это.
— Я буду есть в карете, — решительно заявила вдовствующая герцогиня. — Только дикари едят на земле.
Джек стукнул себя в грудь и ухмыльнулся.
— Горд оказаться дикарем. — Он насмешливо посмотрел на Грейс: — А вы?
— Очень горда.
Вдова продефилировала один раз по периметру поляны, для того, чтобы, по ее словам, размять ноги и затем уселась обратно в карету.
— Должно быть, для нее это было очень трудно, — заметил Джек, наблюдавший за вдовой.
Грейс в этот момент изучала содержимое корзины для пикника, но, услышав слова Джека, она подняла голову.
— Трудно?
— В карете сейчас нет никого, кого бы она могла изводить, — пояснил Джек.
— Я думаю, что она чувствует, что все мы ополчились против нее.
— Именно так.
Казалось, Грейс хотела возразить:
— Да, но…
О… нет. Он не собирался выслушивать, как она придумывает для вдовы оправдания.
— Не говорите мне, что Вы испытываете к ней хоть какую–то симпатию.
— Нет, — покачала головой Грейс. — Я бы так не сказала, но…
— Вы слишком мягкосердечны.
В ответ на это она улыбнулась. Застенчиво.
— Возможно.
Когда одеяла были расстелены, Джек устроил так, что они оказались сидящими несколько в стороне от остальных. Это оказалось не очень сложно, то есть не так уж очевидно. Амелия села рядом со своим отцом, который, казалось, собирался прочитать ей некую нотацию, а Томас удалился, вероятно, в поисках дерева, которое нуждалось в поливе.
— По этой дороге вы путешествовали, когда отправились в школу в Дублин? — спросила Грейс, протягивая руку за ломтиком хлеба с сыром.
— Да.
Джек попытался не допустить напряжения в голосе, но, должно быть, это ему не удалось, потому что, когда он посмотрел на Грейс, та рассматривала его тревожным взглядом.
— Почему вы не хотите возвращаться домой? — спросила Грейс.
Джек еле удержался от того, чтобы посетовать на ее чересчур богатое воображение, или, так как действительно настала пора возвращать былую форму, сказать что–то умное и замысловатое про солнечный свет, щебетание птиц и человеческую доброту.
Заявления вроде этих помогали ему выбраться из намного более щекотливых ситуаций, нежели нынешняя.
Но сейчас у него не было на это ни сил, ни желания.
И, в любом случае, Грейс многое знала. Она знала его. Большую часть времени он мог быть привычно легкомысленным и забавным, и он надеялся, что Грейс это в нем нравилось. Но не тогда, когда он пытался скрыть правду.