========== Глава 12. «Пёс» ==========
Предупреждение: не читать тем, кто не отошел от финала 3 сезона. Тут нет хэппи энда!
По ночам хотелось выть вместе со своими новыми друзьями. Бросаться на прутья, не дотягиваться, падать в раздутую от воды грязь и вгрызаться в нее, оставляя скрипучие точки на зубах.
С каждым днем эти мысли в голове Робина только усиливались. Усиливался и запах псины, который, кажется, всосал в себя тело разбойника, тщательно прошелся по нему, забираясь в мельчайшие поры, и едва не заставил его покрыться собачьей шерстью.
К началу четвертых суток Робин все также сидел в углу своей клетки, сжимая ободранными пальцами ненавистный ошейник. Нос забился удушающим воздухом и отказывался больше наполнять тело кислородом. Разбойник судорожно делал глотки ртом, и сдерживался, чтобы не выплеснуть из горла похлебку, отправив ее на почерневшую землю.
Его кормили. Зачем-то. Каждый день утром рядом раздавалось шарканье. Проходили мучительные минуты, в ходе которых Робин едва справлялся с желанием потянуться к прутьям и взглянуть на своего гостя. Все это время посетитель шел, загребая растоптанными сапогами мелкие камни. Останавливался, не доходя несколько шагов, и заходился в дребезжащем кашле, смешанном с чахоточными всхлипами.
Тошнило от омерзения к этому человеку. Растянутые, как паутина в темной пещере, минуты продолжали издеваться. И все же у клетки всплывал старик. Длинный, с яйцеобразной головой, на которой красовалась потертая маска палача. Дрожащие руки, впалая грудь и согнутые колени не могли обмануть. Робин уже понял, что никакой это не палач. Страшно не было.
Из глазниц своей смехотворной маски старик отпускал мутный взгляд. Пялился так, будто надеялся, что Гуд уже вздернулся. Или ждал, когда разбойник закричит, раздирая свою грудь отчаянными воплями.
«Не дождешься»
Робин скрипел зубами, втягивал отказавшимися работать ноздрями раскаленный воздух и давал понять, что скорее король покроется чешуей, чем разбойник сдохнет.
В ответ на такое молчаливое сопротивление надсмотрщик склонялся и ставил у прутьев тарелку с варевом, которое, кажется, ели и собаки по соседству. А после удаляющиеся шаги терялись в заливистом, злобном лае. Животные ненавидели чужаков.
Сначала Робин и не думал есть. Но, когда полдня просидел в забытье, медленно уходя в свои сны, в которых разбивался на осколки соблазнительный смех, оставался на груди сладкий поцелуй горячих губ, а лицо обдавал притягательный шлейф, Гуд понял, что надо выживать. Только тогда он осознал всю фантазию своего рассохшегося от времени палача. Этот мерзавец ставил тарелку слишком далеко.
Но Гуд не зря слыл самым ловким пройдохой во всем лесу. Он смог сделать крюк из ремня и научился подтягивать к себе миску с похлебкой. Глотал водянистую гадость вместе с остатками гордости, заставляя желудок работать, как проклятый. А потом наслаждался - палач заходился в молчаливой ярости, когда находил пустую посуду у прутьев. Робин чувствовал себя победителем и разве, что не мог расплываться в своей наглой улыбке. Зарекся расслабляться, пока не разберется с чертями в этом аду.
«Как часто ты вспоминаешь мои поцелуи? Ты вообще меня вспоминаешь? Ты еще моя королева?»
Тоскливым мыслям и сегодня помешали привычные звуки. Старик возвращался. Кряхтел. Возможно, трясся по дороге, разливая суп на камни. Дышал на последнем издыхании, давая мелким каплям слюны повиснуть на подбородке, задержаться на маске.
«Когда ты развалишься?»
Представив на секунду у своей клетки кучку костей, Робин усмехнулся. Перед глазами застыла расползшаяся от времени маска, под которой притаился маленький череп сероватого цвета.
А у прутьев уже маячил палач. Глаза пошарили по загаженной клетке, остановились на дышащем силой и готовностью к схватке разбойнике. На секунду потухли. Зато Робин отозвался пылающим взглядом.
- Сегодня ты умрешь.
Челюсть Гуда медленно съехала вниз. Он не ожидал услышать голос своего тюремщика. Тот ведь даже губами не шевелил, будто мысленно передал это послание. Слух едва успел распознать в утренней тишине это ядовитое шипение.
- Почему? – стиснул зубы Робин. Он хотел еще много что спросить, но это ведь значило проигрыш в этой недельной пытке.
- Вечером ты выйдешь против лучшего рыцаря в этом королевстве. У тебя не будет оружия, кроме того, что тебе выберет король. А вряд ли он захочет давать тебе меч, вор… Ты подохнешь, как собака.
- Это мы еще посмотрим, - грудь раздирали когтистые лапы ярости. Робин уже был готов к схватке. Пусть хоть что-то. Только не эта клетка.
Старик явно хотел триумфа хотя бы в последние минуты, но Гуд застыл в одной позе, с одним выражением лица. А глаза пытались сжечь все вокруг. Жаль, что не получалось.
Помявшись еще, а после, подобрав пустую тарелку, тюремщик повернулся. Таившийся все это время крик вырвался из нутра Робина.
- Постой! – вор на секунду закусил внутреннюю кожу губы, которая тут же оросила его выжженный жаждой рот. Робин вгляделся в застывшего, отвернувшегося лже-палача. - Как Королева?
Секунды, повисшие в вечности.
- Она вырывает сердца.
Мир заполнился клокочущим лаем. Собаки учуяли жертву и оскалили свои пасти. Начали бросаться на стены, биться глухо телами и царапать когтями по прутьям, срываясь в чавкающую грязь.
Шарканье.
- Нет…
Робин удержал у сердца образ амазонки, которая не желала покоряться, а, сделав это, разошлась огнем по его алой крови. Он знал, верил своему чутью, что вернувшаяся из новой жизни Королева не будет прежним чудовищем. Потому что уже увидел ее настоящей.
- Она… Нет… Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь!
Рев, похожий на стонущий плач, разнесся по псарне, потонул в заливистом хоре. Собаки, озверев, убивались в своем вое, с которым теперь смешался и этот отчаянный крик все еще верящего разбойника.
Даже в этом королевстве жители знали Белоснежку. Это первое, что поняла принцесса, когда прибыла в край Георга. Готова была порадоваться этому, а потом Тинкербелл выяснила про обновленную Регину. Злая Королева вернулась, Гуд томится в тюрьме. А значит и самой Белоснежке рядом с мачехой делать нечего. Люди стали опасны.
Все эти дни девушки прятались в сторожке семьи лесника. Отзывчивые хозяева не интересовались светской шумихой и даже не догадались, кого приютили. А тем временем, фея и принцесса тратили время на споры, пробирались в деревню, собирая сведения, а также пытались придумать план, в котором они остаются с головами на плечах и сердцами в груди.
В какой-то момент Тинкербелл вышла из себя. Фея с горящими глазами кричала о несносном характере принцессы. Повод для яростной атаки был подходящий – Белоснежка и дня не могла прожить без того, чтобы не заступиться за обиженных и обездоленных. Так она только привлекала к ним ненужное внимание.
Топнув для надежности ногой, наградив опешившую девушку сердитым взглядом, Тинкербелл скрылась на дорожке, ведущей в деревню.
«Подумаешь. Зато я – добрая»
Рассказывая о своих заслугах летающим между деревьями птицам, Белоснежка вернулась в дом лесника и нашла себе занятие. Бездельничать не дала хранительница этого бедного очага. Круглолицая и дышащая здоровьем женщина к своим 27 годам выглядела довольно внушительно. И комплекцией, и положением. Четверо детей, огромное хозяйство, муж, четко выполняющий приказы супруги. От ее окриков даже смелая Белоснежка чувствовала, что птиц не позовешь на помощь и лучше с хозяйкой дома не спорить.
Поэтому, обреченная на долгий, бестолковый разговор, Белоснежка покорно перебирала гниющие овощи. Голова была занята мыслями о дочери, внуке, Сторибруке, но пропустить мимо ушей имя мачехи Белоснежка не смогла.
- Вы видели королеву? – замерла, напрягая тело, принцесса. Ее большие глаза неустанно следили за суетящейся сельчанкой. Та достала из таза огромную рыбу, которая еще силилась губешками словить воздух и била с последней надеждой своим блестящим хвостом. Женщина одним взмахом ножа обрубила это сопротивление.