-Давай, просто закроем эту тему, ладно?
Мы усаживаемся метрах в пятнадцати от автозаправки, в углублении под деревом, скрывшись от любопытных глаз с трех сторон. Если опасность вдруг появится, мы ее увидим прямо перед собой, то есть мы почти в безопасности. Пришлось признать, что выбранное место, было идеально. Сама бы я до него не додумалась. Мои пятки бы уже сверкали далеко отсюда.
Мы сидим молча, да я и не знаю, о чем с ним вообще говорить. Мне всегда плохо удавалось заводить друзей.
Когда я сюда шла, я не могла предположить, что все закончится именно так. К счастью или нет, но пришли браконьеры, которые вынудили меня освободить этого психа, ведь его жизнь напрямую зависела от моего решения. Освобожу - он будет жить, уйду - сгорит. Все просто.
Я вспоминаю сон про маму, как заразный кинулся на нее. Неприятная боль сдавливает грудь, и снова слезы подкатывают к глазам. Ее я не смогла спасти, ни во сне, ни наяву. Прошлое имеет свойство убивать, как тяжелый камень, что тащит ко дну. Ты не можешь его отпустить, скинуть, как утренний сон. Оно будет сдавливать тебе горло, пока ты не замолкнешь.
Но иногда прошлое - это сила, что не дает потерять свет среди тьмы. Я держусь за воспоминания о моей матери, хоть она и была слабой женщиной, что никогда не перечила мужу. Я даже совсем не оплакивала ее смерть.
Потому что если я возненавижу и ее, то жить вообще будет незачем.
Глава 8
Алекс будит меня, когда на светлеющем небе появляются первые признаки рассвета, окрашивая верхушки деревьев в сиреневые кружева. Видимо, ночью в какой-то момент я отключилась.
-Долго я спала?
-Пару часов.
-А ты?
-Потом посплю.
Теперь я, наконец, рассмотрела цвет его глаз. Они были стальные, холодного серебряного цвета.
Пока он отвернулся, я быстро проверила свои карманы и пожитки в рюкзаке. Добро добром, но я его совсем не знаю, а остаться с пустыми руками на пустой заправке мне совсем не хотелось. Я прекрасно понимала, что он мог запросто за ночь обчистить мои карманы и перерезать горло своим ножом. Или моим топором. Или пристрелить.
Что бы выбрать?
Однако он этого не сделал.
Перекинувшись еще парой слов о дальнейшем направлении пути, мы покинули заправку. За всю дорогу мы не встретили ни одного признака жизни: ни животного, ни насекомого, ничего. Даже следы браконьеров пропали. Очень надеюсь, что они держали путь в другую сторону, и мы не рискуем встретить их за ближайшим поворотом. Голая холодная земля безмолвствовала. Алекс прав, если в этих краях и водилась какая-то живность, то ее либо уже всю перебили на корм, либо она ушла в спячку до весны.
Мы идем долго, стараясь не задерживаться на пустых открытых местах. Не знаю, от каких призраков убегает этот псих, но мне нравится, что он осторожный. Осторожный - значит живой.
Ближе к ночи я совсем выбиваюсь из сил. Ноги горят, словно мне в кроссовки наложили раскаленного угля, да не предупредили. На кой черт я вообще поплелась с ним? Без него можно было бы растянуть припасы на более дальнюю дорогу, а, значит, не обязательно было бы каждый день совершать убийственные марш-броски. Мне хочется завыть, но я слишком измотана даже для этого. Я мечтаю упасть, заснуть и никогда больше не просыпаться.
Мы молчим. Бесшумно на плечи ложится ночь, принося с собой холод. Еще только ноябрь. Мы весь день ничего не ели, остаток драгоценной воды закончился еще пару часов назад. Если в ближайшее время не пойдет снег, мы умрем.
Изнуряющая ледяная ночь забирает последние силы, поэтому, когда Алекс останавливается в подножии небольшого холма, я не сопротивляюсь. Я еле держусь на ногах, он вырывает для меня подобие ямки, застилая ее еловыми ветками, поверх которых укладывает спальник. Вышло вполне сносно.
-Не царские хоромы, но...
-Сойдет, - крякаю я, бухнувшись в нее без задних ног.
Мне дико хочется есть, но еще больше мне хочется умереть. Все чаще перед глазами всплывает тот парень, что поймал пулю от своего приятеля. Я уверенна, что его безмолвный взгляд еще долго будет стоять у меня перед глазами. Пора бы привыкнуть, столько трупов уже осталось позади, вот только каждый раз - как новая рана в сердце. Как к этому вообще можно привыкнуть?
На его месте мог быть кто угодно. Алекс или я. Или маленький ребенок. Если думать так о всех сгинувших, то можно самой скоро с рассудком распрощаться. Человеческая натура имеет предел, ты можешь пройти сто войн, перевязать тысячи отрезанных ног и рук, но один вид застреленного ребенка тебя сломает.
Я просыпаюсь уже ближе к обеду. Ранее зимнее солнце, не успев толком прогреть землю, уже несется к горизонту, оставляя нас наедине с холодеющими ночами.