Присев около остатков машины, я развернула сверток, что дал мне Даган, подумывая съесть одну из булочек хлеба. Но мысль о том, что Алекс может сидеть голодный без надежды на еду, остановила меня: я аккуратно укутала хлеб и спрятала за пазуху, теплее будет, когда я доберусь до 48 дома.
Полночи я блуждала между пустынными улицами и покосившимися домами. Не везде сохранились вывески с указателями, что заметно усложняло мои поиски, но я не сдавалась. На крайний случай, я обойду весь Город пешком, если понадобиться, но найду то, что ищу.
Постепенно одинаковые дома и заколоченные окна смазались в одну большую картину потери. Секунды ночи таяли, как и надежда, но я цеплялась за нее, как за спасительную соломинку. Я просто обязана сделать все, чтобы найти его.
Голову крутило, живот требовал еды, а сердце заходилось от усталости и холода, молотя внутри грудной клетки неровными ритмами. Очередной темный ледяной переулок вывел меня к доске объявлений, на которой высели обрывки старой жизни с фотографиями былых времен. Без надежды разглядывая ее, я обнаружила кусок старой карты.
Вот оно! Вот он мой счастливый билет, что судьба выдала мне прямо в руки. Сердце чуть не выскочило от радости из грудной клетки, я подскочила к ней, пытаясь в темноте различить начертанные улицы. Согласно карте, я находилась на площади Стоун Энд. Через два квартала на запад меня ожидала Третья улица, в 48 доме которой возможно находиться Алекс.
Неконтролируемые слезы полились из моих глаз, почти сразу замерзая на лице. Я благодарила всех богов, которых только знала и надеялась, что информация Дагана будет правильной, и Алекс все еще там.
Я не могла идти, я побежала вперед, навстречу возможной удаче. Дома сменялись серой морозной вереницей, но я их не замечала. За мгновение ока долетев до Третьей улицы, я остановилась и перевела дыхание.
Не стоит расслабляться. Там все еще может быть засада. Я считала дома, и впереди с зеленой крышей по моим расчетам стоял 48 дом, через доски на окне второго этажа которого пробивался слабый свет. Надеюсь, Даган меня не обманул. А если пристрелят, значит, так легла моя карта.
Я валилась с ног от усталости и голода. В голове плыл туман, а в груди все сжималось в тугой комок спутанных эмоций.
Пройдя через гнилую дверь, я оказалась в темной гостиной, воняющей старой ветхой мебелью. Ну, хоть не мочой, тоже плюс. Если здесь кто-то и жил, то давно: шкафы пустовали, мебель сломана или украдена, везде толстый слой пыли.
Достав из-за пояса пистолет, прихваченный в Центре, я направилась к лестнице. От бессилия, голода и холода, руки предательски дрожали, но мне уже плевать. Ступеньки скрипели, как старые суставы, выдавая меня с потрохами.
На втором этаже под дверью одной из комнат была полоска света. Я, превратившись в сплошную осторожность, подошла к двери и рывком открыла ее, выставив вперед пистолет. Либо меня пристрелят, либо я.
У дальнего окна, греясь около керосиновой лампы, сидел Алекс. Такой родной и такой уставший.
Глава 34
Я бы кинулась ему на шею, если бы были силы, но их оставалось лишь на дыхание. Вдох-выдох, чтобы осознать, что я еще жива, и мое сердце по-прежнему бьется. Вдох-выдох, чтобы осознать, что Алекс жив и сидит в нескольких метрах от меня.
Я рухнула на колени, выронив пистолет, который громко ударился об пол. Не было больше сил держаться, я не была готова ко всему этому, я не хочу больше сражаться, не хочу причинять кому-то боль.
Не хочу вообще ходить по этой проклятой земле и дышать этим зараженным воздухом. Вдох-выдох. Рыдания бурным потоком прорвались наружу, я не старалась даже сдержать их, слишком больно, слишком тяжело.
Я нашла его.
Алекс подскочил ко мне, припав рядом, и взял мое лицо своими теплыми руками. Они напоминали о том времени, когда мы были свободны и счастливы, даже несмотря на ранение ноги и могилу Рея на заднем дворе. О да, мы действительно были счастливы тогда. Счастье начинаешь ценить лишь тогда, когда теряешь его.
Мне так много хотелось сказать ему. О том, как я скучала, как мне пришлось стрелять в главнокомандующего, как Стиви дал мне еще один шанс, как мне было страшно. Как группа беспризорников дала мне временный кров и спасла от голодной смерти. Но слова не шли, они застряли где-то внутри в области легких.
Да и как я смогу объяснить это? Как я смогу рассказать то, что сама вспоминаю с содроганием? Алекс молчал, я положила ему голову на колени, дав волю слезам. Вся боль и отчаяние выходили по капле, снова и снова. Я плакала час, два, год, пока не осталось ничего, кроме сухих хрипов.