Потрясающе, как люди, стоя на обломках и руинах собственного мира, пытаются жить по старым правилам и законам, составлять бесчисленные бумажки и карточки. Нам всем встать бы вряд, глядя вслед уходящему солнцу, и подумать, что мы сделали не так, где допустили ошибку.
Он достал из нагрудного кармана две защитные маски, протягивая одну из них мне.
-Держи, пригодится, надеюсь, ты не успела заразиться?
-Я к нему не подходила! Спасибо, огромное! - я вложила в голос столько искренности, сколько смогла. Схватив маску, я быстро ее натянула и задумалась, как должно быть ужасно выгляжу: грязная, почти вся в крови, взъерошенные волосы, рваная одежда. Разве об этом я мечтала, лежа на девяностом шоссе всего пару месяцев назад? Тогда идея найти людей, найти город с цивилизацией и представителями власти казалась мне идеальным билетом ко спасению.
Я была одна, у меня кроме собственного страха ничего не было. На многие мили и года вперед я видела лишь смерть, но появился Алекс, и затеплилась призрачная надежда. Крохотная, еле заметная, но она была, я чувствовала ее. Это было похоже на то, словно вышел после долгой зимы на весенний луг, или после долгих блужданий в темноте - к источнику света. Это было пронзительно приятно, и вот ты стоишь и чувствуешь, как надежда, что все еще может быть хорошо, заполняет тебя маленькими лучиками.
Патрульный стал удаляться к дому, держа пистолет в вытянутых руках. Не повезет тому, кто попадется на его пути к деньгам и славе. Неприятно было осознавать, что я пассивно убила кого-то. Хотя Рик-Рей тоже умер по моей вине. Не ходи я тогда к нему в спальню, Алексу не пришлось бы его убивать.
Я услышала, как сзади хлопнула дверь грузовика.
-Эй, детка, как дела? - шепеляво спросил водитель. -Холодно тебе?
Я стояла, прижав руки к груди и сотрясаясь всем телом от холода и переживаний. Ноги замерзли так, что я их уже не чувствовала. Рваные кроссовки давно стоило сменить на что-то более стоящее, да все случая не выдалось пройтись по магазинам. Жалкое, должно быть, зрелище, такую пристрелить проще, чем отогреть.
Он был невысок, но вполне плечист, что на моем фоне казалось вообще скалой. Я бы ему дала около тридцати пяти лет, но точно утверждать не стану. На голову натянута старая спортивная бейсболка, а потрепанная куртка прошла, наверно, еще первую мировую.
-Детка? Я мог бы тебя согреть! - он шел ко мне, обходя грузовик спереди.
-Что, простите?
-Ну, пока патрульного нет, я мог бы покатать тебя на своем жеребце. Ты согреешься, смотри, как дрожишь вся. Давай, залезай в машину!
Смысл его слов не сразу дошел до меня. Видимо, я все еще надеялась, что все люди хорошие, хотя жизнь уже сто раз доказала мне обратное. Но когда я увидела, как он потянулся к ремню на старых джинсах, все встало на свои места. Я кинула взгляд вслед патрульному, но он уже ушел, надежда погасла, не успев целиком сформироваться.
Самое забавное, что отметило мое измученное подсознание, что мне не страшно. Мне уже не страшно быть изнасилованной. Где я переступила эту черту? Когда издевательство над другим стало для нас нормой? Кажется, любому безумию есть предел, сначала ты не веришь в то, что все это реально, что все происходит с тобой. Но чем больше переживаний выпадает на твою долю, чем больше душе приходится рваться на куски, тем жестче становится твое сердце. В конце пути запусти перед лицом товарный поезд с лиловыми кентаврами и машинистом Иисусом тебя это уже не удивит.
-Эээ, нет, я... - голос как-то разом охрип, горло саднило от ледяного воздуха.
-Брось, не будь такой недотрогой, - от его липкого голоса бросало в дрожь и выворачивалось нутро.
Он притеснял меня к грузовику, отрезая пути к отходу.
«Боже, что, опять?» - вопрошал мой уставший разум.
Алекс, где же ты?!
-Вот увидишь! Тебе понравится!
-Это тебе понравится, паскуда, - прошипел взявшийся из ниоткуда Алекс у него над ухом и ударил со всей силы прикладом пистолета в висок.
Водитель покачнулся, удивленно глядя на меня, и повалился лицом в снег.
-Времени мало, - проговорила я заплетающимся голосом. Так и заикой стать недолго.
Алекс снял с водителя бейсболку, нацепив себе на спутанные волосы. Его движения были скованны болью от пережитых побоев в Центре ликвидации. Угловатые жесты, он уже не так проворен, как раньше. Сильно же ему досталось от наших тиранов в камере. Я надеюсь, они ему ничего серьезного не сломали.
Мне становится стыдно. Алекса из-за меня превратили буквально в фарш, в мальчика для битья, а я еще не хотела отвлекать патрульного с водителем, боясь такой опасности, как маленькая девочка.
-Я знаю, надо уходить. Помоги мне.