Спать мы легли рано. За завтраком Рувим почти не говорил. Потом мы пошли прогуляться по лесу, он задал мне один-два лаконичных вопроса про Нгома, а через полчаса прибыл шофер — отвезти Рувима в Йоханнесбург. Рувим улетал в Тель-Авив. Он вяло помахал мне рукой из окна «мерседеса».
В тот день я видел его в последний раз.
Недели две я потерянно бродил по горам Соутпенсберга. Слова Рувима камнем лежали у меня на сердце. Я бороздил местность с востока на запад и с севера на юг. По узким, повисшим над пропастью тропинкам я карабкался выше и выше в горы, пробирался через оплетенные лианами рощи, а в ушах у меня звенели его едкие слова. Я ночевал прямо в горах, прикрепив к дереву москитную сетку. Заставлял себя попусту рисковать.
Во всех деревнях, где жили лемба, меня принимали прекрасно. За мной ухаживали, постоянно выражая ужас при известии, что я хожу пешком. Я осторожно давал людям понять, что раз уж я раскрыл важнейшие тайны истории лемба и отыскал Сенну и Пуселу, то мне осталось, покуда я не умер, найти еще одну вещь: Ковчег — Нгома Лунгунду. И от каждого я слышал одно и то же. Всегда оказывалось, что есть кто-то более старый и мудрый, чем мой собеседник, и уж ему-то точно известен секрет Нгома. Человека, которому известно местонахождение Нгома, я должен был найти сам.
Пару раз я навестил Мазива в его бунгало в Сибаса. Он ушел на покой; ему теперь нравилось сидеть на террасе, поглядывать на свой фруктовый сад и разбирать бумаги. Он сказал мне то же самое, что говорил уже много раз. Ковчег спрятан в горах. Вероятно, где-то неподалеку от Чиендеулу, высоко в горах Соутпенсберга. Кое-кто из стариков знает. А сам он не знает — ни где спрятан Ковчег, ни кому именно известно, где он спрятан.
Как-то раз, сидя на террасе за чашкой чая, я спросил у Мазива — были ли еще нгома, кроме Нгома Лунгунду.
— Люди всегда делали копии Ковчега. И к копиям переходила некоторая часть его могущества. Но настоящий Нгома, настоящий Ковчег, тот, который старики считали подлинным, — нашел у Лимпопо один белый. Я тебе про него говорил. Это случилось, когда я был еще совсем молодой, лет шестьдесят тому назад. Так говорили старики. А другие нгома, спрятанные в пещерах или расселинах, его копии, и они еще обладают некоторым могуществом. Все копии Ковчега стоит отыскать, где бы они ни были. Хотя бы потому, что они приведут к настоящему Ковчегу.
А я про себя подумал: легенда о многих ковчегах, ковчегах, рождающих другие ковчеги и передающих им свою силу, полностью соответствует тому, что нам известно о библейском Ковчеге-ефоде.
К концу февраля я уже вернулся в Лондон. Теперь мое представление о Ковчеге было яснее, я лучше прочувствовал его историю. Правда, ничего конкретного я так и не нашел. Я облазал больше пещер, чем самый завзятый спелеолог. Я опросил толпы дряхлых беззубых стариков. Того, что мне нужно, они не знали, но никогда не упускали случая отправить меня куда-нибудь еще — поискать кого-нибудь постарше и помудрее, старика, который-то уж точно окажется настоящим кладезем бесценных тайн. И вот такого-то — самого старого и неуловимого — мне найти не удалось.
До меня постепенно дошло, что ветхих мудрецов, на которых я рассчитывал как на надежный источник информации, просто не существует. С Южной Африкой, понял я, пора завязывать — хоть туда и вели многие интересные следы. Мне казалось, что я узрел свет, узрел проблеск истины, — и тем труднее было отвернуться.
Мне вспомнились слова из Корана, которые процитировал некогда муктар Сенны: «Сравнятся разве мрак и свет?»
По-видимому, вопреки собственному желанию мне придется искать где-то в другом месте.
12
ГОРШОК СО СВЯЩЕННЫМ ОГНЕМ
За последние годы я многого достиг. И все же потерпел неудачу в главном — в попытке найти Ковчег. Или хоть какой-нибудь ковчег. А для Рувима это важно. Почему бы теперь, думал я, не отправиться куда-нибудь еще — что-то сделать, поискать в каком-нибудь другом месте. И потом — мне хотелось приложить все усилия и реабилитировать себя в глазах друга. Когда мы разговаривали по телефону, он, естественно, упрашивал меня продолжать поиски, отправиться в какие-нибудь дальние диковинные края. Или вернуться в Эфиопию, чтобы покончить наконец с разъедающим его сомнением — а не там ли все-таки Ковчег? Уговаривал снарядить хорошую экспедицию, взять у него деньги.
Он действовал убеждением и обаянием. Нет, он вовсе не сомневается в моей теории, что Ковчег — это Нгома, просто ведь его могли перевезти куда-то еще. От раздражительности, с какой он вел себя тогда, в Южной Африке, не осталось и следа. Рувим просто настаивал, чтобы я продолжил поиски и расширил их сферу. Нгома увезли куда-то далеко. Быть может, он теперь на другом конце света.