В Мидраше, припомнил я, говорится, что сжигаемые Ковчегом ветки пахли ладаном. Ковчег, он же ефод, — это еще, наверное, и своего рода курильница, в которой в зависимости от того, какой выполнялся обряд, сжигали ладан и тому подобное. Еще я вспомнил про алтарь, созданный, как и Ковчег, в Синайской пустыне; видно, когда Моисей спустился с горы Синай, евреев охватила строительная лихорадка. Алтарь, как и Ковчег, представлял собой ящик из древесины акации и имел почти такие же размеры (два локтя в высоту, один в ширину и один в длину). Как и у Ковчега, у него на углах были кольца для переноски. Каждое утро и каждый вечер на алтаре сжигали в золотой курильнице ладан. Вероятно, изначально и Ковчег, и ефод, и алтарь — одна и та же вещь. Когда на ящик водружали курильницу, ее, несомненно, ставили на отверстие в «тахрах». Озарившая меня ярким светом мысль о том, что ефод, он же Ковчег, — это барабан, совершенно неожиданно породила в моем сознании новые образы. Например, когда Давид, не щадя сил, танцевал перед Ковчегом, он танцевал с ефодом. Ведь царь танцевал раздетый, чем и навлек на себя презрение жены своей Мелхолы, которая с того времени никогда не делила с ним ложе. Возможно, Давид слишком уж обнажился, а ефод не прикрывал его интимных мест. А если он еще и бил в барабан, нетрудно представить, что при этом выделывал его мужской орган.
Получается, царь, раздетый, танцевал и бил в барабан — он же ефод, — который висел на цепи у него на шее. А на ефоде была риза с разноцветными шариками и звенящими бубенцами. И наверное, царь совершал над отверстием ризы неподобающие телодвижения. Так в самом ли деле барабан, он же ефод, — и есть Ковчег? Получается, Давид танцевал перед Ковчегом, но этот Ковчег висел на нем со своей ризой и бубенцами?
Добравшись до самой сути, Рувим от волнения затаил дыхание.
— Я не специалист в этимологии, но версия, что Ковчег — музыкальный инструмент, просто неотразима! Если только представить — как мы с тобой представили, что ефод — предмет вроде барабана, то уже при чтении его описания ничто другое просто в голову не приходит! Его носят туда-сюда, его используют для колдовства; как Нгома и другие африканские барабаны, он издает грохот, и его сопровождают трубами. Призывы к шумному торжеству во славу Господа, встречающиеся в псалмах, приобретают дополнительный смысл. Сверху в ризе есть отверстие, чтобы бить в барабан, а по краям — бубенцы, для большего звона. И знаешь, — добавил он, отпив глоток виски, — я только сейчас понял, что тут есть еще один маленький ключик.
У Ковчега, пояснил Рувим, как и у ефода, имелся покров голубого цвета. Кроме того, Ковчег покрывали шкурой животного, который на иврите называется «тахаш» — название, обычно переводимое как «барсук». А вот в новейших переводах Библии «тахаш» переводится как «тюлень» или «дюгонь». Эти морские растительноядные животные, иногда достигающие в длину пятнадцати футов, живут у побережья Красного моря. На арабском языке они называются «тукас».
Поймать такого зверя легко, шкура у него достаточно большая для изготовления накидки или полога. Рувим предположил, что коль скоро речь идет о покрове из шкуры и пустой емкости из древесины акации, тут же возникает образ некоего обтянутого шкурой барабана. И его покрывали, как и ефод, голубым полотном и шкурой дюгоня. Тюленья или дюгонья кожа используется для обтягивания барабанов у многих народов, например у эскимосов.
— А размер! — подхватил я. — Ты не задумывался над тем, какого размера Ковчег? Два локтя в длину. «Локоть» — расстояние от локтя до кончика среднего пальца. Если бить в барабан диаметром в два локтя, опершись локтями на его края, то как раз будешь ударять в самую середину — в точке наибольшего резонанса.
Рувим осклабился:
— Знаешь, благословенной памяти мудрецы учат в книге «Зоар», что библейские сказания и легенды — лишь внешний покров Торы. И нам строго предписывается смотреть глубже. Тем, кто этого не делает, не будет места в грядущей жизни. Мы обнаружили верхний покров Ковчега. И нам нужно заглянуть под него. Мы с тобой следуем духовным предписаниям раввинов!
— Взгляд весьма современный, — заметил я. — Некоторые ученые, например, Карло Гинсбург, историк из Калифорнийского университета, советуют проникать под покров очевидного и простого, чтобы достичь подлинной реальности, которой не хватает в традиционной исторической науке.
— А в Библии, — продолжал Рувим, не обращая на меня внимания, — полно намеков на то, что Ковчег был не один. Например, нехорошая ситуация, когда царь Давид соблазнил жену одного из своих военачальников — Урии Хетгеянина.
Царь узнает, что Вирсавия забеременела, и делает жалкую попытку прикрыть свои грешки — посылает Урию домой, провести ночь с супругой. Тогда беременность можно будет списать на мужа. А Урия, который был отнюдь не дурак, дает вероломному повелителю отличный ответ: пока Ковчег и воины Израиля остаются на поле боя, он, мол, и не подумает нежиться у себя дома с женой. А загвоздка в том, что в тот момент Ковчег находился в Иерусалиме! Войска же осаждали Равву. Какой тогда Ковчег они взяли с собой на поле битвы?
— Ковчегов, вне сомнения, было много, — согласился я. — Мой старинный друг из Оксфорда, профессор Филип Дэвис — в университете в Шеффилде он считался выдающимся библеистом — настаивает, что «ефод» и «Ковчег» — слова полностью взаимозаменяемые.
Я даже вспомнил статьи, в которых Дэвис очень убедительно обосновал это утверждение. Одна была опубликована в 1975 году в журнале «Геологические исследования», другая — в 1977-м, в журнале «Северо-западные семитские языки».
— Теперь я понимаю, что он прав. Получается, до централизации культа в Иерусалиме ковчегов было много, потому что ефоды всплывают то и дело.
Рувим вдруг замер, словно его осенила какая-то мысль, и, вынув из кармана карандаш, написал на оборотной стороне настольного коврика два слова на библейском иврите. Пододвинув ко мне коврик, он сказал:
— До меня только что дошло: на иврите слова — «Ковчег» и — «ефод» — пишутся очень похоже, и это могло когда-то вызвать путаницу.
Солнце опускалось на холмы; я еще и еще рассказывал Рувиму о непростых африканских обычаях, связанных с Нгома, о том, что есть общего между ними и Ковчегом. Я говорил о его роли в переселении народов к югу, о местных легендах и о том, как их можно понять и истолковать.
Энтузиазм Рувима вскоре иссяк. Он подавил зевок, начал поправлять белоснежные манжеты с золотыми запонками и согласно кивал. Демонстративно убрал в карман очки. Взглянул на золотые часы от Картье. Лицо застыло в маске, выражающей внимание. Только не очень убедительной — историей Африки Рувим никогда особо не интересовался.
— Предположение довольно смелое — что Ковчег из Храма или какой-то другой более древний ковчег попал в такую даль, — в конце концов заявил он, отрешенно глядя на немыслимо красивые леса Соутпенсберга. Обезьянки перебирались с лужайки в рощицу за гостиницей и устраивались на ночь; закатное солнце покрыло все вокруг золотистой дымкой.
— Да, смелое, но в древние времена люди путешествовали куда чаще, чем принято считать, — сказал я. — В окрестностях Лимпопо проходили торговые пути на Ближний Восток, в Индию и Китай. Эти земли отнюдь не были отрезаны от всего мира, и сюда много чего могло попасть. В том числе и Ковчег. А следов, ведущих в здешние горы, все больше и больше. — И я кивнул в сторону Соутпенсберга.
— В последние годы, — медленно произнес Рувим, — поиски идут по всему миру, но никто пока ничего не нашел. Удивительно. Предположение, что Ковчег спрятан в субсахарской Африке, восторга у меня не вызывает. Я по некоторым причинам предпочел бы, чтоб он находился в Эфиопии. Но ты прав, теперь я понимаю. Ты последовал совету Рабина и попытался проследить путь священников. Современная наука тебе помогла. Результаты тестов ДНК, благодаря которым мы обнаружили первосвященников даже здесь, — аргумент вполне весомый.