Вайза сказал мне, что ближе к деревне Балимо — конечной цели нашего путешествия — самолет пролетит над тем самым местом, где нашли древние океанские каноэ, и я, без сомнения, смогу увидеть их с воздуха. Если позволит погода, я даже смогу разглядеть, как блестит в прозрачной воде Ковчег.
Самолет свернул в глубь материка и, пронесшись над самым лесом, приземлился на большом вырубленном участке. Идя на посадку, пилот заложил вираж, а я изо всех сил вытянул шею, чтобы хорошенько разглядеть лагуну, но, хотя день стоял ясный и вода была прозрачная, разглядеть каноэ мне не удалось.
В середине поля собралась толпа — сотни людей с транспарантами. Выходя из самолета, я увидел перед собой широкую дорогу, выложенную тростником и ветками; с обеих сторон выстроились встречающие. Это — в мою честь, пояснил Вайза. В честь Богале. Меня отвезут в деревню, остальные будут сопровождать меня пешком.
Большинство людей были одеты в некое подобие формы в европейском духе, вроде формы «Бригады мальчиков», и размахивали израильскими флагами. Двое немолодых мужчин держали прислоненные к плечам ружья. Когда я приблизился, они отдали салют и прокричали: «Богале!»
Людей было много, они стояли в две шеренги, как почетный караул, и мне предстояло пройти между этими шеренгами.
Никогда еще меня так не принимали. Встречающие смотрели на меня с благоговением и трепетом. Я почувствовал себя неким сошедшим на землю божеством. Вот только штаны на мне болтались мешком, а носков не было вовсе.
— Шалом! — выкрикивал кто-то. — Богале! Богале!
— Они приветствуют вас, как мессию, — шепнул Вайза.
— А-а, — сказал я.
Мне явно не мешало выпить, хотя Тони и предупредил меня: его глубоко религиозные сородичи на выпивку смотрят косо. И я порадовался, что прихватил с собой пару бутылок.
Сосредоточившись на том, чтобы не наступить на что-нибудь ползающее, я нерешительно семенил по аллее из флагов и транспарантов. Местами настил из травы и веток был довольно высоким, и там вполне могли скрываться небольшие и среднего размера пресмыкающиеся.
Некоторые мужчины принесли гитары и барабаны и исполняли приветственные песни; в них местами различались слова «Иерусалим», «Израиль», «Богале».
«Аллилуйя, Богале!» — выкрикивали они, подбрасывая в зеленый ковер для змей у меня под ногами новые и новые пальмовые листья. Я вяло помахал в ответ, нагнулся и побрызгал себе ботинки змеиным репеллентом. Я не поднимал глаз и изо всех сил старался не наступить туда, где ковер из травы и веток был гуще. Крики «Аллилуйя!» и «Богале!» звучали все громче и исступленнее.
Дойдя до грузовика, я облегченно вздохнул. Помимо принадлежащего общине трактора, в селении это было единственное транспортное средство. А больше там и не нужно, потому что никакими дорогами Балимо с окружающим миром не связан. Туда добираются только по воздуху или на каноэ.
Водителя — коренастого парня, похожего на карлика — сопровождала очень хорошенькая молодая жена.
Она уселась в середине, а мы — по бокам. Девушка положила маленькую изящную ладошку мне на плечо и улыбнулась. Я попытался улыбнуться в ответ, но это было не так-то просто — мысли мои витали далеко.
Водителя беспокоила погода. Было пасмурно и душно, повсюду растекались лужи.
— Если пойдет дождь, — сказал он, — следующий самолет не сможет приземлиться, и вам придется остаться здесь.
Наша спутница захихикала и, поерзывая красивой попкой, заметила, что иногда самолет не может приземлиться несколько недель кряду. Только этого не хватало!
Грузовик выехал с посадочной полосы и полз подлинной траве через заросли пальмы-пандана. Карлик сообщил, что побеги пандана годятся в пищу, а раньше из них плели особые покрывала, которые обычно носили женщины племени.
Я не открывал боковое окно и попытался сосредоточиться на словах собеседника. Его жена гладила меня по щеке, а я прилагал все усилия, чтобы понять происходившее вокруг. Толпа, не прекращая приветственных и хвалебных песнопений, шагала за грузовиком, который величаво трясся в направлении Балимо.
В стороне, не принимая участия в процессии, шел еще один человек. Он нес на плече какое-то животное, завернутое в огромный лист, а в руке держал деревянное копье.
— Это у него валлаби, — пояснил водитель. — А сам он — учитель сельской школы. Дикие свиньи и валлаби — самое лучшее мясо. В деревне теперь многие не хотят есть свинину. Те гогодала, которые считают себя евреями. Так думают не все, но многие. Говорят, Ковчег Завета нашли. Вот как говорят. Я много раз слышал.
Он окликнул учителя. Тот предложил нам выйти и посмотреть его валлаби.
— Профессор из Англии хотеть этот валлаби. Он приехал достать Ковчег Завета, ясно? Ему хочется достать Горшок с огнем, ясно?
Учитель сказал, что если мне и вправду нужен валлаби, его принесут мне в хижину. И возьмут с меня не очень дорого. Если же я хочу увидеть Ковчег, то люди готовы отвести меня к лагуне. Они уже собрали все нужное: веревки, лопаты, шесты, чтобы отводить в сторону тростник и обороняться от змей. Более того — предыдущим рейсом прибыл из Австралии водолаз. Но прежде чем пойти к месту, где спрятан Ковчег, нужно всем собраться и обсудить план действий.
Грузовик двигался по неровной дороге: тут и там заросли высокой травы, наполненные водой рытвины. Вдруг водитель резко вывернул вправо, и теперь мы опять ехали по заросшей травой посадочной полосе.
— Тут лучше, — сказал он.
— В Хитроу бы такой номер не прошел.
Водитель вопросительно глянул на меня.
— Хитроу — аэропорт в Лондоне, — пояснил я.
— Строгие, наверное, у них порядки, — пренебрежительно заметил он.
Мы остановились на некоем подобии спортивного поля с деревянным строением с одного конца. Здесь опять оказались две шеренги встречающих; на этот раз люди держали не только флаги, но и пальмовые ветви и ветки каких-то других неизвестных тропических деревьев. У некоторых в руках красовались плакаты. Один из них гласил: «Да благословит Господь живущие в изгнании колена евреев (П Н-Г)».
Дальше передо мной предстала живая иллюстрация крайней нищеты: худющие маленькие дети, в основном мальчики, несли облезлые кастрюльки, керосиновые лампы и старый пластмассовый таз.
На грязных телах различались смазанные звезды Давида. За мальчиками шли двое мужчин и несли грубо намалеванный транспарант: «Братья по крови, мы устали жить в нищете. Пожалуйста, заберите нас домой скорее!» В конце этой толпы — размахивающей ветками и плакатами — я увидел несколько стариков, державших еврейский семисвечник.
— Забери нас, Богале, — просили они, — забери нас обратно!
Вечером состоялось собрание жителей деревни в большом молитвенном доме, который представлял собой бамбуковый помост на сваях под соломенной крышей. В середине тускло тлел костерок из бамбука. Вокруг собралось человек сто — обсудить цель моего визита. Им хотелось, чтобы я доказал их еврейское происхождение. В моем успехе никто не сомневался — ведь так предсказали их пророки. А вот когда я предоставлю израильским властям убедительные аргументы, а это несомненно случится, — что будет дальше? В конце концов, здесь, в Балимо, они живут, как им нравится, но вот будет ли правительство Израиля настолько к ним снисходительно? Где им жить в Израиле? Есть ли там дождевые леса? Кто оплатит им перелет и расселение? Разрешат ли им взять с собой луки и копья? На кого они там будут охотиться? Что будут есть? Водятся ли в Израиле валлаби?
Прения разгорались. Иногда случались и паузы — особенно ближе к концу, когда все начали уставать. И в тишине я слышал непонятный звук: «тук-тук». В трудах Чикагского герпетологического общества я прочел, что одна из местных змей издает как раз примерно такой звук.
Я посмотрел вверх — на соломенную крышу, потом стал пристально разглядывать бамбуковый пол, но ничего не увидел. Мне сделалось не по себе.
Потом мы отправились в приготовленный для меня домик на сваях. Его окружали пальмы, а вблизи свай торчали заросли бамбука — видимо, для удобства змей. Построили его несколько лет назад австралийские миссионеры, которые проповедовали в Балимо христианство. В комнате у меня было окно, забранное ржавой металлической решеткой. Над узкой и очень короткой койкой висела москитная сетка, в том месте, куда я мог бы вытянуть ноги — за пределами матраца, — зияла широченная щель. Я обрызгал комнату репеллентом и заложил щель в койке книгами. Домишко стоял в нескольких ярдах от воды. Мне посоветовали после захода солнца к воде не подходить. Там, мол, живут самые разные твари, и от них лучше держаться подальше.