Я хмуро на него посмотрел.
– Если они хотят его заполучить, почему никогда не уходят с берега рядом со своим кораблем?
– Надеются поймать нас во время налета, – объяснил Питер.
Я насмешливо фыркнул, а Питер мне улыбнулся… и когда он вот так улыбался, нас с ним словно было только двое – братьев навек.
Вопрос Чарли вернул меня обратно в лес и ночь: его голос и звучащий в нем страх.
– Я тоже должен буду убить пирата?
– Только если сам захочешь, – ответил я.
«Если от меня хоть что-то зависит – то нет».
– Я не умею драться, – признался Чарли.
– Ты не один такой, – сказал я, подумав об остальных новеньких – о тех, кто еще ни разу не брали в руки меч или кинжал. – Просто держись рядом со мной, и все будет в порядке.
Я спрыгнул с ветки и потянулся за ним – и, ставя на землю, я принял решение. Питеру оно не понравится, но я не собирался подпускать Чарли к пиратскому лагерю. Я решил устроить его на дереве или в пещере, как младенчика в люльке, и держать подальше от боя. Если мне повезет, Питер ничего не заметит.
«Только Питер всегда все замечает».
«Все когда-то случается в первый раз», – уговаривал я себя. Он может так увлечься налетом, что не станет следить за Чарли… хотя раз мальчуган почти всегда цепляется за меня, это маловероятно.
Молчание Чарли сказало мне, что он тревожится из-за пиратов, и вся радость от нашего лесного приключения ушла.
«Слишком мал, – подумал я уже в десятый раз за день. – Проклятье, он слишком мал для всего этого».
Мы вынырнули из леса прямо у начала тропы, ведущей наверх. Мальчишки в пещере разожгли огонь, и запахи горящего дерева и мяса позвали нас к ним за добрую милю до того, как мы добрались до скалы. И они очень шумели: орали, хохотали, прыгали.
– Им там весело, – сказал я, улыбнувшись Чарли.
Он посмотрел на ведущую вверх тропу, на пляшущие тени и дальше, в холодный бледный глаз луны. Похоже, он не считал, что там наверху очень весело – и он снова вцепился в мою куртку.
Я мягко разжал его пальцы.
– Тебе придется идти передо мной. Чтобы идти рядом, места слишком мало.
Он упрямо сжал пальцы снова и помотал головой:
– Не хочу.
Я почувствовал первые уколы нетерпения.
– Надо.
– Не хочу, – повторил Чарли.
Я решительно оторвал его руку от моей куртки и подтолкнул к тропинке.
– Надо. Мы не можем тут стоять и играться всю ночь.
Он выкрутился из моих рук, мотая головой и упрямо сжав губы.
– Нет.
Я не знал, дело ли тут в Питере, или в Щипке, или в том, что он испугался темноты, или тропинки в скалах. В эту минуту мне не было дела до причин: я просто хотел, чтобы он меня послушался. Я разозлился и дал ему это увидеть.
– Ты должен идти наверх. Если не пойдешь, я брошу тебя здесь.
Его лицо побледнело и выразило ужас. Наверное, если бы я его шлепнул, ему было бы не так больно.
– Утенок, – прошептал он. – А как же утенок?
– Чертов утенок не слушал никого, не делал, как ему говорили! – сказал я, и пошел вверх по тропинке, оставив Чарли стоять и смотреть мне вслед.
Питер был прав. Моя попытка заботиться о них ничего хорошего не давала. Я Чарли не мама, и нечего мне пытаться ею стать. Если этот глупый мальчишка упадет в крокодилий пруд, или будет съеден медведем, или забредет на поля Многоглазов, мне наплевать, потому что он – не моя проблема, и я за него не отвечаю.
Это Питеру захотелось забрать этого маленького гаденыша. Пусть он и присматривает за Чарли, пусть он…
Я шел все медленнее, а потом остановился. Я поднялся почти до половины склона, и громкие крики мальчишек в пещере раздавались чуть ли не у меня в ушах – так они шумели. Я оглянулся.
Чарли стоял у начала тропы, подняв лицо вверх в лунном свете, и из его глаз лились слезы.
Он казался застывшим – словно мышцы у него свело, – не мог идти следом, мог только ждать. Ждать, чтобы я вернулся.
Я вздохнул, и на выдохе из меня вышла вся злость. Питер выбирал мальчишек – да, это так. Но он о них не заботился. Он за ними не присматривал. Он не учил их, как найти самые хорошие грибы, как забросить удочку, чтобы поймать рыбу. Он брал их сражаться с пиратами, но не учил, как это надо делать, чтобы их не убили. Он не показывал, как снимать с оленя шкуру на одежду, не утешал, когда они плакали ночью, не хоронил, когда они умирали. Это делал я.
Питер умел показать самую короткую дорогу к русалочьей лагуне, составить команды для Битвы, прокрасться ночью в лагерь пиратов и украсть блестушки, которые прятал в дупле нашего дерева, словно сорока-переросток. Питер был для веселья, для игр, для приключений. А я – я помогал товарищам его игр выживать, даже когда они становились ему не нужны. Как Чарли.