— Я… — несколько растерявшись от такой перемены в его тоне, начала Бет, — я и не думала, что ты умеешь так красиво говорить.
— Неплохо для белой рвани да, принцесса? Впрочем, это не мои слова, я как попугай повторил то, что сказали давным-давно, — он сделал попытку подняться, но Бет удержала его, прижавшись к нему всем телом.
— Дэрил, да что с тобой? Что тебя так разозлило?
— Ты еще спрашиваешь?! — прошипел он. — Мир катится в глубокую задницу, кругом гибнут люди — наши близкие, а мы сидим тут, как чертовы Ромео и Джульетта, и рассказываем глупые сказочки о звездах.
— Они вовсе не глупые… они… — пищала Бет, задыхаясь то ли от возмущения, то ли от обиды, — они поучительные. В мудрости древних умные люди черпают знания и опыт, чтобы избежать ошибок в будущем.
— Что за глупость ты несешь?
— Прекрати кричать, — прошипела Бет. — Иначе сюда сбегутся ходячие со всей округи. И это не глупости. Может… я и дура, может я и слаба, и напугана до чертиков, — уже не сдерживая слез, лепетала она, — но я, в отличие от тебя, пытаюсь что-то построить в этом мире, я… я отчетливо понимаю опасность, но все равно… все равно готова рискнуть, а ты… ты такой сильный, но ты бежишь, ты боишься и бежишь. От собственных чувств.
— Что за…
— Хватит, на этот раз ты выслушаешь меня до конца. И не смей затыкать мне рот. Ты, Дэрил Диксон, до чертиков боишься любить, боишься привязываться к людям. Именно поэтому ты всегда один, именно поэтому ты почти ни с кем не говоришь и именно поэтому ты боишься открыться. Но порой ты забываешься и неприступная стена падает, ты позволяешь прикоснуться к своей душе, а когда приходит осознание содеянного, вымещаешь собственную злобу на тех, кому сам недавно открыл путь к своему сердцу. Ты просто трус, Дэрил! — последние слова явно были лишние, и едва проронив их, Бет в ужасе прикрыла рот рукой. В ее глазах застыло раскаяние, и девушка инстинктивно протянула к нему руку, одними губами шепча извинения, но вместо слов вырывались лишь хрипы.
Остаток ночи они провели в молчании, размышляя о произошедшем, коря себя за вспыльчивость, но так и не нашли слов извинений. Но это был еще не конец, утро наградило их еще одним неприятным сюрпризом. Олень, которого они выслеживали целый день, стал жертвой стада ходячих, которые разбрелись по окрестностям, как стая охочих до крови стервятников. Хотя нет, хуже стервятников, ибо последние питались в основном падалью, а эти жаждали живого мяса. Столкнувшись с парочкой из них на охоте, Бет умудрилась угодить в ржавый капкан, повредив ногу. До охотничьего домика в таком состоянии им идти не меньше суток, а осмотреть ногу нужно было срочно. Но, хоть в этом удача им благоволила, после нескольких часов пути они вышли к старому кладбищу, найдя укрытие в похоронном домике.
— Знаешь, в этом мире итак почти не осталось добра, я не хочу тратить отведенное мне время на то, чтобы ругаться с тобой, Дэрил, — с улыбкой проговорила она, закрывая за собой дверь. — Прости меня за вчерашнее, я не имела права так говорить. Это не мое дело.
Дэрил не извинился в ответ, но в его глазах, что вечно скрывались за отросшей челкой, Бет увидела искреннее сожаление, и этого было достаточно. В конце концов, не за красивые речи она полюбила охотника, да и характер его за это время изучила хорошо. И пусть он молчал, но сердце его говорило об обратном. Без страха оно отзывалось на каждое ее прикосновение, и ради этого стоило жить и бороться. И ради этого она будет бороться до конца.
========== Глава V ==========
Белая полоса рассвета забрезжила на горизонте, а он за всю ночь так и не сомкнул глаз, караулил, уверял себя в необходимости этих мер, ковырял ножом старую деревянную раму, чтобы чем-то занять руки, хотя в действительности просто боялся заснуть, потому что знал: там, за порогом сна, его ожидает сущий кошмар. Днем все было проще. Не было времени на размышления, воспоминания и сожаления — все были слишком заняты выживанием, но с наступлением сумерек все становилось на свои места. Тьма вновь затягивала его душу в непроглядную пустоту, которую не могли заполнить ни алкоголь, ни сигареты, ни другие женщины. Со смертью Бет все в одночасье лишилось всякого смысла. И даже по прошествии года Дэрил никак не мог забыть свою маленькую принцессу. Её образ будто впитался в него, в каждую клеточку тела, стал неотъемлемой частью его самого.
Воистину, Бет была особенной. Она наградила его не только счастливыми воспоминаниями и верой в людей, которых он был лишен в прошлой жизни, но и болью, которая вот уже не первый год поедом ела его сердце. И будь трижды прокляты те идиоты, что говорили ему, будто время лечит, будто душевные раны заживают. Все это брехня! Просто с годами привыкаешь к боли, учишься с ней жить. И он научился: скрывал при свете дня свою боль за непроницаемой маской, замыкаясь в себе, но вот ночь брала свое с лихвой. Именно поэтому он всегда старался быть при деле, чтобы, дойдя до своей подстилки, упасть и в тот же миг забыться, не думая ни о чем. Спать так, будто чья-то милостивая рука просто вырубила его из розетки до следующего утра.
Но в этот раз этого сделать не получилось: храп Рика этажом ниже вызывал раздражение, сквозняк пробирал до костей, а тут еще и чертова память захватила его сердце в тиски и сжимала до тех пор, пока он, схватив арбалет, не уселся на подоконнике, вглядываясь в чернеющую даль и предаваясь очередному приступу самобичевания.
«Ты будешь так сильно скучать по мне, когда меня не станет, Дэрил Диксон», — тогда, в домике самогонщика он посчитал эти слова пьяным бредом, сейчас же эта невзначай брошенная фраза преследовала его точно так же, как прочих преследовала смерть. Нет, он не скучал… первое время он сходил с ума, заживо сжигаемый собственной совестью. Ах, если бы… если бы он мог повернуть время вспять, он никогда бы не открыл чертову дверь в похоронном домике, никогда бы не позволил копам похитить Бет, никогда бы не отпустил ее от себя в госпитале Грейди. Это все его вина. Она погибла из-за его ошибок. Ведь нужно было сделать так мало — всего лишь прижать ее к себе, когда сучка-Доун подвела Бет к ним, и не отпускать. Никогда не отпускать, а вместо этого он, как истукан, стоял и пялился на нее, пытаясь унять биение собственного сердца и не прыгать от радости.