– Я показал кольцо…
– Вашей матушки…
– Моей матушки… другим ценителям. В Дамаске. В Никосии. В Валетте. В Стамбуле.
Продавец обеспокоенно хрюкнул:
– Вы не спешите?
– Не спешу заключить плохую сделку. Сколько вы предлагаете?
Толстяк машинально посучил пальцами, перебирая невидимые банкноты.
– В американских долларах?
– Разумеется! – подтвердил Ноам, не имея на этот счет никаких соображений.
Продавец закатил глаза, его зрачки пометались туда-сюда, подобно костяшкам счетов, и объявил:
– Двадцать тысяч долларов.
– Вы ювелир или торговец побрякушками?
– Мое слово: двадцать тысяч.
– Сорок тысяч!
– Двадцать пять тысяч.
Ноам молча забрал кольцо, обтер его и двинулся к выходу. Он переступил порог, колокольчики звякнули, торговец взвизгнул:
– Тридцать пять тысяч!
Ноам на прощание обернулся. Хозяин бросился к дверям и вставил ногу в дверной проем:
– Согласен, сорок тысяч!
Они ударили по рукам, и Ноам проглотил внезапный выхлоп пачулей. Пыхтя, лебезя и суетясь, хозяин пригласил гостя выпить чашечку кофе или чая. Ноам, видя оживление перекупщика и не зная истинной цены кольца, усомнился, что сделка для него удачна.
– Не назовете ли мне кого-то, кто делает паспорта?
Торговец и усом не повел, спокойно протянув ему клочок бумаги с адресом. Бейрут по-прежнему оставался перепутьем жуликов и мошенников всех мастей.
Ноам вышел наружу. Грохот улицы оглушил его, пестрота вывесок сводила с ума. Он понял, что ему надо передохнуть.
Внезапно из припарковавшегося лимузина показались точеные ножки в золотистых сандалиях.
Он вздрогнул. Он ждал появления обладательницы ножек – конечно же это Она!
Ноам в изнеможении прислонился к стене.
Ножки коснулись земли, показались прелестные бедра, гибкий стан, мелькнуло лицо… из лимузина взметнулся сногсшибательный чувственный рыжий факел в сопровождении поклонника с напомаженными волосами.
Не Она.
Ноам не скоро пришел в себя. Его коробило то, что он обознался, а захлестнуло его не только желание, но и страх. И что он чувствует сейчас, облегчение или разочарование?
Она, вечно Она…
Он покинул мир лишь затем, чтобы бежать от Нее… А может, теперь вернулся в него, чтобы обрести Ее вновь?
Он подыскал жилье. В этой приземистой рыбачьей хижине, угнездившейся возле прибрежных скал, вдова Губрил приняла его, не спрашивая ни паспорта, ни удостоверения личности. Ей не терпелось перекрыть крышу своей халупы, и легальность жильцов ее беспокоила не слишком.
– Вот код подключения к интернету, – промурлыкала она.
Ноам озадаченно взял картонку с каким-то шифром, не отважившись задать вопрос. Он прошел по коридору, расцвеченному восковой живописью, и бросил рюкзак в чистой беленой комнатке, где стояли кровать, прикроватная тумба, письменный столик, табурет и телевизор. За стеклянной дверью – узкий балкончик, на который втиснут шезлонг. С видом на море. Меблировка скромнее некуда, зато вид царский.
Ноам нащупал в кармане записку с адресом и отправился по нему, чтобы поскорее разжиться фальшивыми документами. Весь этот день, пока он мотался в поисках жилья, отельные служащие и управляющие апартаментами, заслышав про потерянные бумаги, кривили рот, а глаза их выносили неумолимый приговор: «вы проходимец» или же «вы не существуете». И долларовая бумажка, которую Ноам по многовековой традиции пытался им всучить, ничего не решала, напротив. Тенденция общества контролировать документы при всяком перемещении усугубилась с прошлого раза; система становится важнее индивидуума.
По указанному адресу Ноам подошел к домику с багровой дверцей. Позвонил, ответа не последовало. Снова позвонил. Постучал. Позвал.
Из окна высунулась раздраженная матрона с тугим пучком волос на голове:
– Закрыто. Муж в Библосе, вернется завтра.
Ноам поблагодарил и ушел. Тем хуже. И тем лучше. У него есть отсрочка, чтобы определиться с национальностью, которая позволит ему наилучшим образом пересечь это время. Он владеет двумя десятками языков и может позволить себе выбрать личину по вкусу. Заглянув в книжный магазин, он накупил штук сорок разных газет. На базаре разжился мылом, зубной пастой, галетами, гроздью фиников и бутылкой арака.
Вернувшись в пансион вдовы в квартале Мар-Михаэль, он поднес к губам стакан анисовки, дабы отпраздновать возвращение в этот мир, потом улегся на кровати, вооружившись кипой газет и пробегая заголовки. Молодежные волнения. Всюду! По всей планете школьники и лицеисты бойкотируют занятия, студенты покидают университетские кампусы; шатаясь по улицам, они требуют принятия срочных мер против глобального потепления.