Я сижу на заборе. Раннее утро. Я съел молочную лапшу, что оставила мама, уходя на работу. Она сегодня не дежурит ночью. Приедет к вечеру уставшая и чего-нибудь обязательно привезет. Чего-нибудь – это еда. Она всегда привозит еду. Это или вареная колбаса – «Докторская», или усатая башка с длинным носом рыбы – осетра. Мама варит в большой кастрюле эту голову, и потом я обсасываю косточки и хрящики. Это очень вкусно.
Папа – в командировке. Я не знаю, что он делает, он очень далеко – на Камчатке. И пишет письма. Иногда у нас появляются разные дядьки с папиной работы, они привозят всякие штучки: вяленую рыбу, сушеную морскую звезду и еще чего-то… Папа должен наладить какую-то станцию и тогда прилетит. Я знаю, что станция – это где останавливаются электрички. Я папу так и спросил: он что – на Камчатке электрички останавливает? Папа долго смеялся. Он сказал только, что станция называется РЛС – потому что стоит на месте и охраняет границу. Я знаю, что границу охраняют пограничники. У Сереги есть оловянный солдатик «Пограничник Карацупа и его пес Ингус» – красноармеец с автоматом, и впереди бежит большая собака с острыми ушами и красным языком. Серега еще спит. И Колька спит. Они ходят в школу и летом спят долго. А мне не нужно в школу ходить, поэтому я встаю рано. С мамой.
В парке что-то происходит. Там слышны голоса, что-то металлически брякает. Мне не видно из-за большого общественного туалета. Его зеленая дощатая стена прижата к парковой ограде. Мама говорит, что из-за него в нашем колодце вода тухлая. Я не понимаю. Колодец тут, а туалет – вон где, в парке. Еще мама говорит, что во время войны в парке упала большая бомба, она не взорвалась, только выкопала огромную яму. Я думал, что эта бомба с руками и лопатой. Как она может выкопать? Мама сказала, что когда она была такая, как я, приезжали военные, искали эту бомбу. Яму выкопали еще глубже – не нашли. Яма эта никак не зарастала. Тогда со всей улицы в нее стали носить всякий хлам. За лето навалят, зимой снегом засыплет, а весной раз – опять яма пустая. Прокопич сказал: плывун. Я думаю, этот плывун сидит в яме. Еще Прокопич сказал, что он затягивает все, что в яму попадет. И бомбу засосал. Я представлял плывуна существом вроде сома с огромным ртом, в который он все засасывает. Я так и сказал, что бомба же может взорваться в брюхе плывуна. Прокопич потер глаза и ничего не сказал на мое предположение.
Из калитки вышел дядя Ваня, он живет на другой стороне нашего дома с тетей Нюрой. У дяди Вани все пальцы и нет шрамов. Но он тоже не любит рассказывать о войне. А еще он не пьет водку. Совсем, даже по праздникам, как Прокопич и Колькин отец – Володька. Володькой его называет дядя Ваня. Володька спился. Он не похож на пьяниц из пивной. У Володьки тусклые глаза, фиолетовое лицо и полосатый нос, похожий на географическую карту в комнате Сереги. Только реки на этом носу не синие, а красные.
Нет, в парке определенно что-то происходит! Мне нужно слезть с забора и перебраться через канаву. Вчера был дождь, там полно воды. Обычно папа меня переносит через канаву, или Сережка – перепрыгнет и протянет руку, чтоб я не шмякнулся в самую жижу.
Значит, мне нужно слезть с забора и бежать к воротам, там войти в парк и добежать до туалета… который директор парка Констатиныч поставил прямо над той самой ямой.
Констатиныч тоже бывший военный. А еще он бывший председатель поссовета и расписал моих папу и маму. Я не знаю, что это значит. Никаких росписей я не видел ни у папы, ни у мамы. Я думаю, расписать – это красками. Или чернилами, как у Юрки-футболиста на плече наколка. Ни у папы, ни у мамы наколок нет.
Мелкая щебенка с улицы все время лезет в сандалии. Пока я добежал до ворот, раз десять снимал и вытряхивал камушки.
В парке дядьки носили от грузовика длинные железяки. Они носили их на площадку. Я стоял и смотрел. Я знаю, что спрашивать дядек, когда они работают, нельзя – будут злиться. Пивная еще закрыта. Цепочная карусель – тоже. Можно походить по парку и пособирать мелочь, чтобы потом купить билет на карусель. Желтые медяшки и серебристые гривенники. Однажды я нашел целый клад – россыпь монеток по 20 коп. Я собрал целую горсть и побежал покупать билеты на карусель, а кассирша выгнала меня и сказала, что это не деньги… Как я ревел! Ну как же не деньги, если на них все есть: и СССР, и 20 КОП. И цвет тот, что нужно, и размер. Потом мне Колька объяснил, что была какая-то реформа, и эти деньги старые, на них ничего не купишь. У всех дома есть такие монетки, и они уже никому не нужны.