– Ленка, если ты там, то срочно приезжай в Сокольники – я буду ждать тебя возле главного входа. Нужно сказать тебе что-то очень важное!
На этом его фантазия иссякла, Перфилов повесил трубку и, по-стариковски шаркая мокрыми подошвами, вернулся в переулок. Сейчас собственная выдумка уже не казалась ему такой остроумной, как вначале. Он укрылся в подворотне и с некоторым сомнением стал наблюдать за притаившимся в темноте автомобилем. Но через каких-то пять минут произошло то, чего он интуитивно ждал и боялся. От его собственного дома вдруг отделились три тени и в темпе погрузились в свою «летающую тарелку». Зафыркал мотор, автомобиль сорвался с места и, заливая мостовую слепящим светом фар, промчался мимо вжавшегося в холодную стену Перфилова.
Когда затих шум машины, Перфилов дрожащей рукой вытер мокрое лицо. У него и мысли не было, что все это могло оказаться совпадением. «Куда я влип? – с тоской подумал он. – И что мне делать? Идти в милицию бессмысленно. Никто не станет со мной разговаривать. Да и как вообще возможно все это объяснить? Никто не воспримет этот абсурд всерьез. Боже, куда мне идти?!»
И вдруг Перфилов понял куда. Он махнул рукой и, точно слепой, заковылял в глубину чужого двора. «Мария! – подумал он. – Стыдно, конечно, но что делать. Кроме нее, никто не поможет. Все-таки мы родственники. Это единственный выход... Да, это единственный выход».
Глава 2
Старший оперуполномоченный Гуров очень любил свою жену. В каком-то смысле он был не одинок в своем чувстве. Марию Строеву, известную актрису, красавицу, боготворили многие. Впрочем, это было совсем другое. Боготворить иногда проще, чем быть рядом, угадывать желания, прощать мелочи и дурное настроение. У известных актрис мало свободного времени, непростой характер и, что ни говори, свои капризы. Принять это как должное совсем не просто. Гораздо проще восхищаться издалека, из зрительного зала, например. Но Гуров справлялся. Встречу с Марией он рассматривал как нежданный подарок судьбы, ниспосланный ему на склоне лет, и ни разу еще не усомнился в этом. Наверное, дело было еще и в том, что его чувство не было безответным. Можно сказать, они с Марией нашли друг друга.
Ссоры, а скорее даже размолвки были между ними крайне редким явлением. Когда же такое случалось, обоих выручала работа. В противоречии с расхожими представлениями, работа не разъединяла их, а, наоборот, делала союз прочнее. Театр и уголовный розыск, пожалуй, имели гораздо больше общего, чем можно было предположить. И то, и другое затягивало с головой, побуждало порой забывать обо всем на свете и не давало остыть, сделаться равнодушным, замкнуться в самом себе. Да и в отличие от многих им всегда было что порассказать друг другу. Одним словом, их семейной гармонии завидовали друзья и не верили враги.
В то злосчастное утро враги могли вволю позлорадствовать, потому что, против обыкновения, началось оно в доме Гурова с напряженного разговора, грозившего перейти в серьезную ссору. Самое неприятное было в том, что начала разговор Мария, а Гуров оборвал ее, толком даже не выслушав – происшествие в их совместной жизни совершенно необыкновенное, можно сказать, из ряда вон выходящее, расстроившее до глубины души обоих.
После короткой словесной перепалки Гуров удалился бриться в ванную, оставив растерянную, побледневшую жену в одиночестве. Удовлетворения такая ситуация ему не принесла – совершенно наоборот. С отвращением рассматривая свое хмурое лицо в зеркале, Гуров на все корки ругал себя за несдержанность, подозревая, что с его легкой – или, скорее, тяжелой руки – их счастливая жизнь дала серьезную трещину.
Причина, вызвавшая у него такую бурную реакцию, показалась ему слишком серьезной, чтобы промолчать, но теперь, высказавшись, Гуров совершенно ясно видел, что обсуждение именно серьезных вопросов совсем необязательно проводить раздраженным тоном. Вернее, подобного не должно быть в принципе, а его собственное поведение ничем оправдать невозможно – ни усталостью, ни разочарованием, ни служебными проблемами, потому что Мария не имеет отношения ни к одной из них.
Да, несомненно, дело в нем самом. Неожиданную просьбу Марии, которой она огорошила Гурова с утра, можно считать нелепой, но в мире существуют разные точки зрения. В конце концов, его жена не носит погон и не давала присяги, и взгляд ее на жизнь и человеческие отношения изначально должен отличаться от его собственных – как любят выражаться дикторы телевидения, «по определению».
Да и так ли нелепа была ее просьба? Он ведь толком даже не успел в нее вникнуть. У какого-то дальнего родственника Марии возникли неприятности с законом, и она просила ему помочь. Разумеется, Гуров и мысли не допускал о том, что он даже теоретически способен «отмазать» человека, преступившего закон, будь тот хоть родственник, хоть сердечный друг, но ведь он даже не ухватил суть проблемы. Ведь человек мог стать жертвой обстоятельств, минутной слабости, чьих-то интриг. И само преступление необязательно подразумевало нечто чудовищное, не заслуживающее никакого снисхождения. Нет, если кто и повел себя в этой ситуации нелепо, так это сам Гуров. Мудрый и сильный человек – а именно таким считают Гурова окружающие его люди – сначала выслушивает собеседника.
Наверное, он начинает сдавать, с грустью подумалось Гурову. Его стало гораздо проще, чем раньше, выбить из колеи. И это при его репутации самого выдержанного и рассудительного сыщика во всей системе МВД! Нужно срочно брать себя в руки, пока болезнь еще в самом начале. Всегда есть какие-то волевые ресурсы. Полковник Гуров не имеет права распускаться.
Трудно было даже сказать, что так возбудило его сегодня. Неужели вчерашнее убийство? Бесспорно, преступление страшное. Убийство не бывает нестрашным, и неважно, какое оно по счету в твоей практике – а в данном случае еще и довольно странное преступление, потому что в нем не прослеживается четкого мотива, очень мало улик и практически никаких свидетелей. Наверное, это тоже можно считать стрессом, профессиональной вредностью, от которой нет лекарства. И еще имелось одно обстоятельство, которое мешало Гурову воспринимать ситуацию адекватно – по сути дела, ни он, ни его друг и коллега Крячко не должны были заниматься этим убийством. Об их подключении настоятельно просил следователь прокуратуры Балуев – видимо, сразу почуял, что следствие запросто может зайти в тупик. И решил на всякий случай подстраховаться. К удивлению Гурова, на этот раз начальство договорилось между собой без особого напряжения, и их вместе с Крячко включили в следственную бригаду.
В Сокольниках была убита молодая красивая женщина. Ее прикончили прямо на пороге собственной квартиры. Когда это произошло, никто не знал – соседи ничего не замечали до тех пор, пока в середине дня один из них не обратил внимание, что дверь в квартиру Марины Станиславовны Гловацкой – так звали погибшую – приоткрыта. Она была приоткрыта и тогда, когда этот сосед, пенсионер Куракин, спускался в магазин за хлебом, и когда он через час возвращался, поговорив во дворе со стариками. На всякий случай Куракин заглянул в квартиру и сразу же увидел лежащее недалеко от порога тело. Убедившись в том, что женщине уже ничем не поможешь, он немедленно поднял тревогу.
Судя по всему, Гловацкая была убита рано утром. Кто-то позвонил в квартиру, и она открыла – то ли не проверив, кто за дверью, то ли ни в чем своих гостей не подозревая. Эта беспечность стоила ей жизни. Впрочем, у криминалистов сложилось особое мнение относительно двери, и они изъяли для исследования дверной замок, но результатов экспертизы Гуров еще не знал. В квартире было обнаружено множество отпечатков пальцев, но говорить о том, что хотя бы некоторые из них принадлежат убийце, было преждевременно.