- Слушай, Эв, мне жаль.
- Что именно? - спросил он равнодушно.
- Я веду себя, как ребёнок.
- Да, - отозвался Эверетт. - Как самый настоящий поганец.
- Я не вправе требовать от тебя взаимности, так?
Эверетт поежился. Мускулы зашевелились. Я придвинулся и навис над темноволосой головой. Глаза Эверетта были устремлены вдаль, сквозь стену, на которую смотрели. Дыхание чуть сбивчатое, неравномерное.
- Я люблю тебя, Эв, - в отчаянии простонал я. - Неужели ты не понимаешь?
Он молчал и не шевелился, только дрожал. Сложно было определить, что являлось причиной дрожи: приятное волнение, раздражение или холод.
К черту, решил я, отвернулся и попытался заснуть. Он сам не знает, что ему нужно.
Старик жил один. У него были два племянника, которые обосновались в городе сами по себе и время от времени приезжали на ферму, когда нужно было чем-то подсобить.
Гостиная, столовая и кухня слились воедино.
- Я не ждал гостей, - сообщил старик, достал початую бутылку бурбона и поставил на стол. – Все, что могу предложить.
Он уселся напротив и налил себе в стакан.
- Вы же скоро в путь, так что не предлагаю. Хотя, если есть желание…
- Не откажусь, - весело признался я.
Эверетт раздраженно глянул на меня. Его бесило, что я не просыхаю уже несколько дней. Все, что я делал – это спал, ругался и заливал в себя виски, пиво, сухой мартини, а потом блевал из окна машины. Я поймал его красноречивый, полный презрения, взгляд и тут же отвернулся, делая вид, будто ничего не смог прочесть в нем.
После третьего, Эверетт хлопнул входной дверью. Он ждал меня в машине, а позже признался, что думал: стоит ли ему дожидаться или просто нажать на газ и уехать, куда глаза глядят, одному.
Итак, мы бодро проехали через Бойсе, два раза пепесекли железную дорогу, чтоб оказаться в Меридиане, где я вновь вспомнил свою юность. Эти идиотские однообразные названия улиц, вроде Север-Меридиан-стрит, которая перетекает в Юг-Меридиан-стрит, или Север-Меридиан-роуд, плавно переходящую в Юг-Меридиан-роуд. А может быть, и наоборот. Я слишком мало пробыл в этом городе, чтоб понять, что к чему, да и сравнительно давно это было.
Эверетт гнал по большим улицам, избегая сворачивать на более узкие, чтоб не потеряться. У Сеттлерс-парк свернул на Запад-Астик-роуд. Местность стала более гористой. Я плохо себя чувствовал после утренней попойки со стариком, все время тянуло блевать, а ещё накатила апатия, так что я мало участвовал в выборе пути, лишь указывал направление.
Не доезжая до реки Бойсе, машина съехала на узкую ухабистую тропу, промчалась через редкие кустарники по пыли. Городок катастрафически маленький, иногда местные называли его пригородом Стара, но я всегда считал, что он занимал, скорее, промежуточное местоположение между Старом и Меридианом. Мой родной город.
Эверетт проявлял мало заинтересованности, да и с чего бы ему интересоваться этим захудалым провинциальным городком? Уютный в прошлом, двухэтажный домишко выглядел совсем не так, как в моих воспоминаниях. Теперь он стал кособоким и маленьким. Когда тебе 17, ты все видишь преувеличено, более грандиозно, и все имеет куда большее значение, чем в последствии. В сотый раз мне довелось убедиться в этом, когда моему искушенному взору предстал старый дом, в котором я провёл половину жизни с самого рождения и до того момента, когда покинул его, как мне тогда казалось, навсегда.
Эверетт деликатно молчал. Он был таким человеком, что сложно понять, думает ли он, как и я, что эта лачуга выглядит, как самая настоящая помойка. Похоже, здесь не жили уже несколько лет, так что внутрь пробрались вандалы и разграбили, разгромили дом, разбили стёкла и исписали стены граффити, изнутри и снаружи.
- Когда-то здесь было уютно, - оправдался я. - По крайней мере, мне так казалось.
Эверетт понимающе кивнул.
- И что делать будем? - спросил он. - Здесь жить нельзя.
- На первое время снимем номер в мотеле. Денег пока хватит. Но стоит что-нибудь придумать с работой.
- Ладно. Я могу устроиться куда-нибудь.
- Думаешь, такой алкоголик, как я, не способен найти хорошооплачиваемую работу?
- Я этого не говорил.
По тону было ясно, что Эверетт сильно разочарован, и нужно приложить очень много усилий, чтоб заставить его посмотреть на меня другими глазами. Я и сам понимал, что сильно сдал позиции в последнее время. Никогда раньше не уходил в запои, а теперь не просыхал уже несколько дней.
В родных местах я чувствовал себя уверенее и одновременно тосковал. Каждый дом, кофейня на углу, бар, спрятанный в высоком кирпичном здании - одном из самых высоких в городе, средняя школа, которую я обречен был посещать, - каждая деталь заставляла возвращаться во времена, когда я боролся со всем миром, когда не видел выхода.
Я старался не пить слишком много. Не только потому, что не хотел видеть разочарование на лице Эверетта, но и потому, что начал понимать, как дурно все это попахивает. Меня словно затянуло в чёрную дыру, из которой нет пути назад, и она продолжала и продолжала поглощать меня, затаскивать на ту сторону, неведомо куда. Хотя я примерно представлял себе, что меня ждёт. И почему я предложил именно это место?
Протрезвев и проспавшись, я решил разузнать, что стало с моими родителями. Сейчас они, наверное, уже дряхлые старики. Нет, мне не хотелось встречаться с ними, но просто посмотреть издалека, узнать, как сложилась их жизнь… в общем, поинтересоваться ими я был обязан.
Оказалось, они умерли около недели назад и теперь, холодные и недвижные, лежали в морге - их некому похоронить. Кто-то вломился в дом, где они жили, и убил их обоих, ничего не взяв, а теперь полиция занималась расследованием заведенного дела. Я не признался, что убитые старики - мои родители, ведь мне не нужны неприятности.
Как ни странно, вернувшись в номер, я не пил. Эверетт спросил:
- Что-то случилось?
Я покачал головой. Что толку?
На следующий день на нас напали преследователи Эверетта. Они не говорили (что им говорить?), но я знал, что этот они убийцы. Раз впутавшись в историю, подробностей которой я не знал, уже невозможно стало выпутаться. Сначала они нашли квартиру, в которой я прятал Эверетта, после этого им нетрудно было разузнать обо мне побольше. Ох, и идиот же я. Впрочем, теперь уже все равно.
Сильный мускулмстый кот ударил меня лапой наотмашь, рассекая при этом грудную клетку. Кровь хлестала, как из фантана. Я хрипел и вместо воздуха толчками извергал из лёгких кровь. К тому моменту, как сознание начало покидать меня, я абсолютно не мог думать ни об Эверетте, ни о своих родителях, по невозможной ласке которых я скучал всю свою жизнь, ни даже о своей жизни. Она не промчалась у меня перед глазами. Единственное, что сопровождало меня на ту сторону, была боль. А потом все померкло.