— Тебе плохо что ли?
— В тачке укачало, — на одном дыхании вытолкнул Рамси.
— Что ж, это бывает, — покивал головой мужчина. — Пойдём потихоньку.
— Руки уберите, — понизив тон, сказал Рамси.
— Прости, но беглецам доверия нет, — сообщил мужчина и, подхватив его под локоть, потащил за собой.
Полицейские шли в двух шагах позади, только что автоматов у них не было, а так вполне возникало ощущение, что его ведут на расстрел. Рамси нарочно запнулся, проверяя сможет ли высвободиться. Доктор с едва заметной улыбкой поддержал его. Может быть, Рамси смог бы вырваться, а вот убежать вряд ли. Конвой из двух фараонов следовал за ним по пятам, да и, к тому же, он чувствовал себя слишком паршиво. Одна из опекунских тёток осталась в машине, вторая плелась где-то в хвосте процессии. Честное слово, сопровождают словно государственного преступника. Когда миновали тропинку и поднялись по ступеням, Рамси затормозил перед стеклянными дверями. Над ними возвышался уродливый серый корпус больницы: громадный и бесформенный, словно выброшенный на берег мёртвый кит.
— Зачем меня сюда привезли? — глядя на своё отражение в стеклянной двери, спросил Рамси.
— Такие правила, — терпеливо объяснил доктор. — Всех детей сначала отправляют на обследование, а потом уж определяют в приют. Не беспокойся, если ты здоров, то надолго здесь не задержишься, — заверил он.
Доктор мягко потянул за локоть, и Рамси шагнул следом. Пока пути для отступления он не видел. А заверение в том, что надолго здесь не останется, всё-таки порадовало, несмотря на критическую ситуацию в целом. Едва вошли внутрь, как снова нахлынуло чувство тревоги, словно внезапно взвизгнувшая пожарная сигнализация. Признаться, его пугали эти светло-голубые стены и люди в белых халатах. Боль, одиночество, страх — картинки мелькали одна за другой. Он запнулся где-то на пороге кабинета, в который его привели, однако док и тут не оплошал, поддержал и усадил на кушетку. Отвратный запах дезинфекции и слишком много белого цвета. Снова стало тошно. Рамси почти не отвечал на вопросы полицейского и бабы из опеки, только мотал головой, уставившись в пол. Плитка змеилась трещинами, которые хоть как-то оживляли это мерзкий бело-голубой мир. Пошептавшись о чём-то, ушли полицейский и представительница опеки. Остались только доктор и какая-то необъятная дама с высокой пышной причёской, тоже, наверное, врач. Рамси вздрогнул, когда она приблизилась к нему. Её мощный силуэт заслонял собой окно и закрывал солнечный свет.
— Раздевайся, — сказала она. — Бегунок что ли? — обратилась к доктору, который сидел за столом, заполняя бумаги. Голос у неё оказался громогласный — под стать фигуре.
— Домашний, — заверил доктор. — В приют едет.
Женщина кивнула и окинула его скучающим взором.
— Руки.
— Чего? — недоумённо спросил Рамси.
— Руки покажи, — недовольным тоном повторила она.
Рамси насупившись, подчинился. Поражало, что врачи разговаривали так, словно его здесь не было. Наверное, им всё равно, что он их слышит.
— Футболку снимай, чего ждёшь-то, — недружелюбно бросила женщина.
Рамси вновь повиновался и вздрогнул, когда она к нему прикоснулась, отшатнулся к стене. Мало того, что не любил, когда его трогают, так ещё и пальцы у неё оказались холодные.
— Ты что такой дёрганый? Сиди спокойно, — опустив ему руки на плечи, приказала женщина.
Рамси едва вытерпел осмотр, сосредоточившись на трещинах в плитке. Их оказалось ровно тринадцать. Врач то и дело просила его то голову поднять, то рот открыть, то посмотреть на неё. Последнее и вовсе далось с трудом. Стиснул кулаки, пытаясь держать себя в руках. Его всегда нервировали больницы. Если уж говорить начистоту, то и вовсе приводили в ужас. Он терпеть не мог врачей. Его так долго мучили прошлым летом, что одни лишь воспоминания вгоняли в панику. Рамси не понимал: так громко стучат барабаны или его сердце.
— Жалобы какие-то есть? — закончив осмотр, поинтересовалась женщина-врач.
Рамси поспешно помотал головой.
— Нет. Всё со мной в порядке. Когда меня отпустят?
Однако, его вопрос проигнорировали. Доктор продолжил заполнять бумаги, а необъятная женщина-врач отвела его в процедурный кабинет. Пока медсестра брала кровь, Рамси с тоской глядел в стену. Больно не было, но всё равно как-то тошно и противно. Да и, к тому же, ужасно разболелась голова, о чём он, естественно, не стал сообщать.
Под конвоем толстой женщины и какой-то старухи его отправили в душевую. Бабка ушла, оставив ему больничную пижаму, а вот врач так и торчала рядом и сказала ему поторапливаться.
— Я вчера только мылся, — возразил Рамси.
— Давай живее, у меня есть ещё работа помимо того, чтобы с тобой возиться, — заявила она.
— Так может, хотя бы выйдете? — скинув футболку, несколько ошалело на неё уставился. Принимать душ под надзором какой-то толстой старой тётки не воодушевляло.
— Ой, как будто я там что-то не видела, — ненатурально хохотнула женщина и уходить не торопилась.
Рамси нахмурился и собирался с ней поспорить, но тут явился доктор и велел ему пошевеливаться. Он ушел, но снова вернулась старуха и завела оживлённую беседу с докторшей. На него снова прикрикнули. Рамси понял, что у них тут какой-то проходной двор и решил быстро ополоснуться, пока не собралась ещё большая аудитория. Впрочем, его тут, похоже, и за человека-то не считают. Врач со старухой начали обсуждать скидки на масло в супермаркете и, кажется, на него и вовсе не смотрели. Сказать, что он пребывал в шоке от здешних порядков — ничего не сказать.
— Зоопарк какой-то! — пробормотал Рамси.
После того как его заставили облачиться в уродливую полосатую пижаму и проводили в палату, то, наконец-то, оставили в покое. Повезло, что в этой тесной комнатушке он находился один: может, это был какой-то бокс для заразных или ещё что-то в этом роде, но кровать стояла всего одна. Рамси устал от всех этих людей, от сегодняшнего дня и бесконечной нервотрёпки. Рад был одиночеству. Ситуация казалась дикой, глупой, бессмысленной. Привезли сюда как преступника и обращаются так же. Он был растерян и испуган, с тоской поглядел на забранное решёткой окно — отсюда не сбежишь. Рамси обошёл по кругу всю комнатушку и брякнулся на кровать. Солнце клонилось к закату, заливая палату жёлтым светом. Подушка была противной и жидкой — какой-то бесформенной, словно небрежно сработанная тряпичная кукла, что расползается в руках. Теперь он уверен — грусть это жёлтый цвет. Если бы умел рисовать, то мир, тонущий в жёлтом вечернем свете, стал бы символом печали и безнадёжности на этой картине. Глядя на закат, Рамси подумал, что жёлтый шар подобен тающему лимонному мороженому, скоро он исчезнет совсем, и наступит тьма. Совсем позабыл о встрече с другом, но когда телефон замигал на тумбочке, оповещая о входящем вызове, горькая усмешка коснулась губ. Наверное, Теон хотел сообщить, что опоздает. Когда Рамси взял трубку, то услышал следующее:
— Привет, извини, я немного опоздаю. Понимаешь, тут просто такая ситуация… — судя по голосу, Теон едва ли не бежал к месту встречи.
Бросив взгляд на часы на запястье, Рамси отметил, что встретиться они должны были полтора часа назад.
— Дай угадаю: ты лежал до последнего момента, а потом… — насмешливо проговорил Рамси. В самом деле, над этим можно только смеяться, ведь Теон просто не в состоянии прийти во время.
— Я заснул. Прости, — теперь он представил, как Теон неловко улыбается и разводит руками. Друг всегда так делает, когда вынужден извиняться.
— Можешь не торопиться. Я не приду, — заявил Рамси.
— То есть, как это? Я что зря бежал? Подумаешь, опоздал разок — с кем не бывает. Там другой фильм скоро начнётся, мы ещё успеем, — принялся уверять Теон.