Затормозил у перекрёстка и, зажав телефон плечом, поставил ногу на бордюр, чтобы завязать шнурки. Он очень торопился, когда выходил из дома, и потому только сейчас заметил, что шнурки путаются под ногами. Пунктуальность не его конёк, но, несомненно, Теон считал, что у него есть достоинства и поважнее. Пришлось прервать свой монолог на какое-то время.
— Я не смогу. Меня фараоны забрали, сказали, что в приют отправят, а привезли зачем-то в больницу, — грустно вздохнул Рамси. — Ты иди без меня, — добавил он. Если уж ему не повезло, то это не значит, что друг тоже не должен развлекаться.
Повисла долгая пауза. Теон, похоже, удивился и пытался осмыслить новую информацию, а Рамси просто не хотел больше ни о чём говорить. Если уж у него плохое настроение, то он предпочитал молчать, а иначе настроение грозило испортиться и у всех остальных.
— Можно в другой раз сходить, — Теон топтался у светофора, не зная теперь в какую сторону идти. Как-то растерялся и хотел утешить друга.
— Да. Наверно. Не хочу разговаривать, могу написать потом, — Рамси лёг на кровать и принялся бродить взглядом по потолку — побелка тоже пестрела трещинами, как и плитка.
— Хорошо, — медленно проговорил Теон. — Когда тебя отпустят?
— Не знаю, — меланхолично ответил Рамси. Понимал, что не может застрять здесь навечно, но неизвестность угнетала.
— Давай я приеду завтра, — предложил Теон. Наконец, определился и перешёл на другую сторону дороги. — Что привезти?
— Я подумаю, потом напишу. Ты… — хотел сказать хороший друг, а ещё поблагодарить за то, что не бросает его в беде. Однако, не смог произнести ни того, ни другого. Рамси не привык говорить подобные вещи, да и постеснялся, наверное. — Буду рад, если придёшь, — обошёлся в итоге нейтральной фразой.
В дверь стукнули. Рамси даже удивился такой обходительности после всего, что сегодня произошло, и подскочил на кровати. Однако, напрасно, чувство такта у персонала больницы отсутствовало напрочь, просто бабка-санитарка, которую он уже видел сегодня, вошла в палату. Дверь она толкнула тележкой, на которой развозила ужин больным детям — от того и стук возник.
— Мне пора, — Рамси сбросил вызов и хмуро поглядел на выставленные на тумбочку тарелку и кружку. Каша была каким-то серым месивом, чай давно остыл, а хлеб и вовсе выглядел неаппетитным куском картона.
— Спасибо, — выдавил кислую улыбку, дожидаясь, когда санитарка уйдёт.
Рамси попробовал чай — он оказался отвратителен. Кажется, его заваривали уже раз пятьдесят, вкус был мерзкий, словно в чане с водой прополоскали половую тряпку, а потом разлили всю эту грязь по кружкам. К больничному ужину так и не рискнул притронуться. Верно, не настолько голоден. Заснул совсем рано, часов в девять. События этого дня порядком выпили его силы. Рамси надеялся, что завтрашний день принесёт хорошие вести. Может быть, его выпустят из больницы. По крайней мере, у него была надежда, и это хоть немного разбивало тоску.
====== 11. Крах ======
Лавина вопросов обрушилась на него: дурацких, нелепых, бессмысленных и очень навязчивых. Бесконечных. Стул был неудобным пластиковым монстром с негнущейся жёсткой спинкой, потому Рамси сидел, сгорбившись и сцепив руки в замок. На замызганном грязно-жёлтом линолеуме не нашлось трещин, на которые он бы мог отвлечься.
За составленными в ряд столами расположились трое врачей. Толстый мужик за полтинник и две какие-то невзрачные бабёнки. Рамси не приглядывался к ним — белые халаты делали их всех одинаковыми. Он уже пять дней находился в больнице и время, казалось, застыло. Белый мир окружал его, и круг становился всё теснее с каждым днём. Здесь буквально не хватало воздуха и ярких красок, движения, разнообразия и музыки. Тишина угнетала, неизвестность вселяла страх. Рамси не хотел стать частью белого мира, а мечтал только о том, чтобы выбраться на волю. Но ничего не происходило. Он почти всё время был заперт в палате, даже на улицу его не выпускали. Рамси мог лишь глядеть в окно, да прогуливаться по больничным коридорам, скучать и гадать, что же будет дальше. Этот день не задался с самого утра. Ночью его мучили кошмары, а наутро разболелась голова. Он чувствовал себя больным и разбитым, и ужасно злым. Всё подряд раздражало и выводило из себя. Может, это ещё и потому, что сигареты закончились ещё вчера, и безумно хотелось курить. Было душно, но когда открыл окно, легче почему-то не стало. Пришла старуха-санитарка принялась ворчать на него за то, что устроил сквозняк. Рамси послал её куда подальше и лёг на кровать, уставившись в потолок. Он ведь даже не мог вырезать свои поделки, чтобы успокоить нервы, потому как нож отобрали ещё в первый день. Единственное, что радовало — это телефон. Он мог писать смски Теону, мог даже звонить. Друг навещал его два раза, но у Рамси совсем не было желания общаться, хоть и оказался рад его видеть. Рамси спрашивал у очкастого доктора, когда его выпустят, но внятного ответа так и не добился. И вот сегодня вызвали на какую-то врачебную комиссию, сразу после завтрака. Когда закрылась дверь за медсестрой и три пары глаз уставились на него, Рамси сразу почувствовал себя неуютно. Ему предложили сесть, а потом начался этот допрос. Сначала хотели выяснить как его зовут и сколько ему лет. Странно, словно сами этого не знали.
— Тебе нравится учиться в школе? — спросила одна из женщин.
— Сейчас каникулы, — недовольно буркнул Рамси.
— Хорошо, если каникулы, то какое сейчас время года? — это уже другая докторша.
Рамси усмехнулся, покачал головой, словно задумался.
— Зима, наверное, не знаю, — верно, они принимают его за идиота.
Врачи о чём-то пошептались. Он не слышал — сидел слишком далеко.
— Скажи, что общего у стакана и яблока? — зачем-то поинтересовался доктор.
Рамси пожал плечами.
— В стакан можно что-нибудь налить — водку, например. А в яблоке может жить червяк — внутри, — пояснил он, активно жестикулируя. Это ведь очевидно.
После этого ответа между врачами завязалась какая-то оживлённая дискуссия.
Женщина слева вновь задала вопрос:
— Где ты находишься, по-твоему?
Рамси скривил губы. Огляделся по сторонам и встал со стула.
— В цирке. Вот только клоуны не смешные. Вы мне надоели, — заявил он.
— Сядь на место, пожалуйста, — попросил доктор. Рамси решил, что раз он уселся по центру, то, видимо, главный. Улыбнулся и хотел выйти за дверь. Но… Стоило обернуться, как перед ним предстал старый знакомый. Белый Медведь. Наверное, если бы Рамси протянул руку, то смог бы коснуться его шкуры.
«Интересно какая она на ощупь: мягкая или жёсткая?» — это было последней связной мыслью. А дальше Медведь оскалился и заиграл марш — в этот раз весёлый — цирковой. Рамси застыл, протянув к нему руку, а потом отступил назад. Доктор что-то говорил, кажется, просил вернуться на место, хотел, чтобы он нарисовал ему какой-то рисунок. Часы вроде. Рамси уже не слышал его. Запустил в Медведя стулом. А как же иначе, ведь ему нужно было выбраться на свободу. Дальше… Дальше разгромил всё, что попалось под руку: цветочные горшки, что стояли на подоконнике, усеяли пол землёй и глиняными черепками, вся канцелярская требуха со столов так же очутилась внизу. Бумаги украсили комнату, словно опавшие листья, а в окно полетел стул. Не пластиковый, а другой, тот, что с железными ножками. Звон разбитого стекла немного заглушил барабанную дробь. Это было красиво, как снегопад, как разломанные на части льдинки в застывших лужах. Это оказалось последним, что он запомнил. А ещё то, как рычал Белый Медведь. «Он так смеётся», — догадался Рамси.
Очнулся привязанным к кровати и ужасно испугался бы, если бы мир не казался таким замедленным и сонным. А точнее говоря, это он сам был заторможенным. Похоже, ему столько успокоительного вкололи, что хватило бы и лося усыпить. Судя по широкой полосе света, что падал из окна на стену, время перевалило далеко за полдень. Наверное, он проспал несколько часов. Рамси попытался приподняться, попробовал пошевелить руками, проверяя ремни на прочность. Безрезультатно. Видно, санитары знали своё дело. Ему не пришлось долго скучать в одиночестве, дверь отворилась и зашли двое. Скорее всего, это и были те, кто его привязывал. Два санитара в бледно-голубой форме.
— Ну, что, пацан, успокоился? — спросил один из них, наклонившись к нему.
— Да, — поспешно вытолкнул Рамси. Голос был хриплым со сна, а в голове всё ещё летали обрывки тумана. Решил быть «хорошим мальчиком», потому как привязанным оставаться не хотел.