— И тебе, Стефан, — коротко улыбнулась инспектор. Когда за полицейским закрылась дверь, сосредоточила внимание на Рамси. — Что интересного мне скажешь? Ты ведь не думал, что я, и правда, поверю, что ты немой?
Рамси ухмыльнулся и не стал отвечать. Пусть думает, что хочет. Наверняка они не будут держать его здесь вечно. Выждав пару минут и ещё раз просмотрев вещи, инспектор попыталась добиться нужных сведений:
— Не хочешь разговаривать, тогда посидим молча. У меня рабочий день только начался. Гора бумажной работы — есть, чем заняться. Только имей в виду, если до обеда не услышу от тебя ничего внятного, отправишься в приёмник. Там будет предостаточно времени на размышления.
Рамси нахмурился. Это явно не входит в его планы.
— Что ещё за приёмник? — недовольно сказал он.
— Удивительно! Сразу же обрёл дар речи, — всплеснула руками инспектор. А после пояснила поучительным тоном: — Обычный приёмник с беспризорниками, наркоманами и малолетними алкашами.
— Отвратное место, должно быть, — скривил губы Рамси.
— Да уж. Не из приятных. И что за повод был? Почему в таком виде по улице бродишь? — спросила женщина, повертев в руках телефон. Бесполезная затея — без пароля всё равно не разблокировать.
— День рождения друга, — хмуро сказал Рамси первое, что пришло в голову.
— И сколько же лет другу?
— Двадцать два, — бросил сквозь зубы Рамси.
— Очень интересно. То есть, друг у нас спаивает детей, — сделала вывод инспектор, бросив на него укоризненный взгляд.
Рамси скорчил кислую мину.
— Какое вам дело?
— По крайней мере твоим родителям точно должно быть до этого дело. Где они, кстати? — похоже, эту женщину было не сбить с толку, отвечая вопросом на вопрос. Инспектор поправила рукой густую шапку каштановых волос и задержала взгляд на часах, что висели напротив стола. Затем протянула Рамси телефон. — Звони.
— А если у меня нет родителей?
— И с кем же ты живёшь?
Рамси опустил голову. Что же сказать? Джон вряд ли будет рад звонку из полиции. Но если продолжать отпираться, то чего доброго, отправят в этот приёмник. Ни один расклад не пришёлся по душе. Джон лучший выбор, что у него есть.
— Со старшим братом, — разглядывая свои грязные ботинки, пробормотал Рамси.
Инспектор кивнула, и он принял телефон из её рук.
Брат появился минут через сорок. В этот раз его унылое выражение лица достойно было номинации «Оскар». Беседа с инспектором, кажется, тоже не подняла ему настроение. Рамси ожидал, что Джон опять примется читать ему нотации, но брат молчал всю дорогу. Когда же они оказались дома, Джон вернул ему все вещи, которые отобрали в полиции. Сигареты, правда, выкинул в мусорное ведро, но почему-то даже не стал ругаться.
— А нож? Джон, это подарок. Пожалуйста, — состроив жалобное выражение лица, попросил Рамси.
Брат выглядел усталым, и, видимо, спорить не хотел.
— Что ты с ним делать собираешься?
— Ничего. Просто пусть будет у меня. Это подарок от старого друга, — вновь повторил он, как заклинание. Джон не такой как отец — на него это должно подействовать.
Джон повертел в руках нож, разглядывая рисунок на рукоятке. Покачал головой.
— Он у меня уже одиннадцать лет. Пожалуйста, — надавил на последнее слово Рамси. — Это важно. Мне этот нож дядя Джек подарил — друг матери. Ты же знаешь про неё? Ну, что она бухала… и всё остальное, — опустив глаза, пробормотал он.
Джон вздохнул и положил нож на кухонный стол.
— Знаю. Отец мне всё рассказал. Хотя бы на улицу с собой не таскай, — устало попросил он.
Рамси кивнул.
— Спасибо.
Джон устроился на табурете, а Рамси сел напротив. Так хотел спать, что положил голову на руки.
— Мне пришлось звонить твоей учительнице и извиняться. Это, знаешь ли, не очень приятно. О чём ты думал вообще? Почему ушёл из дома ночью? — спокойным тоном спросил брат.
— Я больше не буду, — сонно протянул Рамси, подняв голову от стола.
— Мы это уже проходили. Ты пообещал и снова меня обманул, — Джон бросил в его сторону укоряющий взгляд. — Я забираю ключи. По крайней мере, буду знать, что ты дома.
Рамси не стал спорить. Сегодня явно никуда идти не собирался. А через день-другой брат наверняка остынет. Джон тем временем продолжал свой страдательный монолог:
— Просто не понимаю. Разве я плохо с тобой обращался? Скажи мне, почему ты всё делаешь наперекор? Почему обманываешь меня постоянно?
— Слишком много вопросов, — отмахнулся Рамси. Больше всего хотелось брякнуться на диван и заснуть, но Джон зудел надоедливой мухой и никак не мог угомониться.
— С тобой просто невозможно вести диалог, — отчаявшись, добиться вразумительного ответа, заявил брат.
— Ты не хотел меня слушать. О чём говорить, если ты мне не веришь?
— В то, что отец продаёт оружие террористам? Ты ведь сам понимаешь, что это бред.
— Это не бред!!! — взорвался Рамси. Вскочил на ноги: стол пошатнулся, а табурет брякнулся на пол, и, откатившись к двери, замер, выставив вперёд все четыре ножки, словно боевой таран.
— Это он врёт, а не я!!! Он всегда притворяется!!! Он… — вспышка гнева прошла так же быстро, как и появилась. Рамси просто ушёл в комнату и лёг на диван лицом вниз. Не мог сказать всей правды. Это как стена, которую не перепрыгнуть с разбегу. Слишком противно, слишком страшно. Боялся, что Джон не поверит. А больше всего, что об этом узнает отец. Голова разболелась, а по ушам снова долбили барабаны. Брат пришёл и молча сел рядом. Вздохнул и положил ладонь ему на спину.
— Можешь ответить на пару вопросов? — спросил минуту спустя.
Рамси оторвал мокрое лицо от подушки и взглянул на него.
— Ну?
— Про то, что ты мопед взорвал, это правда? — посмотрев ему в глаза, спросил Джон.
Рамси уныло кивнул, вытерев лицо рукавом толстовки.
— Ты помнишь суд? Помнишь, как в больнице лежал?
Рамси снова кивнул.
— Больницу плохо помню, — сбивчиво добавил он и вздрогнул. Хотел ведь в тот раз всё рассказать врачам, но отец чётко дал понять, что делать этого не стоит.
На суде отец велел ему притворяться дурачком. Рамси был так напуган, что едва мог бормотать свою речь, точнее то, что написал и сказал затвердить отец. В памяти остались лишь какие-то обрывки. Громогласная женщина за трибуной. Дёрганый придурок Робин и его визгливая мамаша. Дурацкий «похоронный» костюм и галстук, который давил, словно петля висельника. Он должен был выглядеть маленьким и жалким, кажется, так говорил отец. Так и вышло. Зал был таким огромным, а люди вокруг очень громкими. Наверное, если бы отец не положил ему руку на плечо, то Рамси и вовсе сбежал бы. Малолеток ведь не садят в «клетку». Кажется, подумал тогда какую-то глупость, вроде того, что он единственный на его стороне. Дома, конечно, убедился, что значит «разочаровать отца».
— Ты помнишь, что говорил на суде?
Рамси покачал головой.
— Я устал. У меня башка раскалывается. Можно я просто лягу спать?
— Да, конечно, — тут же согласился Джон и помог ему разобрать постель, принёс таблетку. — Ты голодный, наверное? Хочешь, я суп разогрею?
— Не. Просто спать хочу.
— Отдыхай. А мне надо на работу, — поправив одеяло, сказал Джон.
Рамси кисло улыбнулся.
— Ну, удачи.
Брат ушёл, и Рамси почти сразу провалился в сон: вязкий и тяжёлый, тёмный и страшный. На пустынной ночной улице мелькали неясные тени: прятались в закоулках, появлялись из ниоткуда. А он вынужден был бежать, но каждый раз оказывался в тупике перед кирпичной стеной. День клонился к закату, когда Рамси открыл глаза. Проснулся весь мокрый с каким-то непонятным чувством тревоги, затаившимся в груди. Пару минут просто пытался прийти в себя и выровнять дыхание. Подобрал сброшенное на пол одеяло и включил свет. Неуютно было сидеть в потёмках. Успел принять душ и поужинать, смотрел телевизор, когда ключ заворочался в замке. Было как-то паршиво скорее морально, чем физически. Надо помириться с Джоном. Хоть Рамси и злился, но понимал, что брат добрый человек. Он ведь действительно единственный кто о нём заботился хоть когда-либо. По крайней мере, единственный из родственников. Рамси выключил телик и поднялся с места, хотел выйти в коридор и поприветствовать брата, но услышал, что Джон пришёл не один. Какого же чёрта он не сказал, что отец припрётся?! Большим сюрпризом оказалось лишь то, что отец приехал за ним. Рамси попытался его оттолкнуть, когда он вновь полез обниматься. Болтон-старший ничуть не смешался. Потрепал его по голове и улыбнулся.