Милли встала и чокнулась с каждым из своих гостей. Потом еще раз и еще, все быстрее и быстрее проезжая вокруг стола, настолько прекрасна была музыка перезвона. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь! И в другую сторону: дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь!
Потом Милли уселась на стол как Самая Главная, и все они ели и болтали о том, как соседская собака оставляет гигантские кучки у них на газоне, о том, что миссис Пакер заказывает по почте кучу дорогущей косметики, но ей все равно ничего не помогает, и о том, что футболист Аблетт наверняка уже жалеет, что ушел в другую команду, потому что его новые товарищи играют, как девчонки.
И все это время манекен глядел на нее, не моргая и не произнося ни слова.
Вот что еще Милли наверняка знает о мире
Она не знает, куда делось тело ее папы. Когда они ходили на кладбище, папа лежал в маленькой коробке в стене.
– Папа туда бы не поместился, – засомневалась Милли.
– Это волшебная коробочка, – устало возразила мама.
– Как это волшебная?
– Просто волшебная, понятно?
– А можно ее открыть?
– Нет, волшебство тогда пропадет.
– Как с Санта-Клаусом, да?
– Да. Точно как с Санта-Клаусом.
Милли подарила Перри Лейку, одному взрослому мальчику в школе, коробку с изюмом. Перри знал все на свете.
– А что становится с человеком, когда он умирает?
Перри закинул в рот горсть изюма и принялся жевать.
– Зависит… – наконец сказал он.
– От чего?
– От того, сколько у тебя еще изюма.
На следующий день Милли опрокинула свою сумку у его ног. На землю посыпались коробочки. Перри взял одну из них и опустошил себе в рот.
– Они каменеют.
– Каменеют?
– Ага. И коченеют.
– Коченеют?
– Ага.
– Как пластмасса?
Он пожал плечами.
– Возможно.
– А они уменьшаются?
– Уменьшаются?
– Да.
– Не-а. Мертвецы не уменьшаются.
Густо поливая шоколадным сиропом миску банановых леденцов, Милли вдруг кое-что поняла. Она коснулась холодной и твердой руки манекена. Он смотрел на нее, будто нарисованный.
– Ты только не обижайся, – девочка придвинулась к нему совсем близко. – Но… ты случайно не Мертвый?
Третий день ожидания
Милли сидела в кабинете, в дальнем конце универмага. Днем он выглядел по-другому. На столе аккуратно разложены ручки, бумажки и скрепки; рядом с ними – два пустых лотка со странными подписями: «входящие» и «исходящие», в которые ничего не входило и из которых ничего не исходило. Милли взяла со стола скрепку и ручку. Скрепку положила во «входящие», а ручку – в «исходящие». Ее вчерашнее желтое платье, бережно сложенное, лежало посреди стола. На стене справа висел телевизор.
Милли щелкнула пальцем по колесу машинки на подошве своего сапога, раскрыла на столе «Книгу Мертвых» и посмотрела на нарисованную здесь папину волшебную коробочку. Дефис с картинки подрагивал у нее перед глазами, пульсировал, будто у него есть сердце. Теперь Милли знала, что такое дефис и что в кармане носить их можно целую кучу.
«Гарри Бёрд, – было написано на рисунке. – 1968–2012. Любим».
И Милли произнесла это слово вслух:
– Любим.
– Кем? – спросила Милли у мамы.
Они стояли, держась за руки, и смотрели на папину волшебную коробочку, будто на картину.
– Тобой, – ответила мама.
– А тобой?
Мама прочистила горло.
– Конечно.
Милли заметила, что она теребит обручальное кольцо у себя на пальце. На той неделе мама снова начала его носить.
– А всеми остальными?
– Да, Милли.
– А почему тогда там не написано?
– Милли! – Мама отпустила ее руку, села на колени и закрыла лицо руками.
Милли не шевелилась.
– Мам?
– Потому что за все нужно платить, Милли, – наконец отозвалась мама. – Даже за эту ерунду.
А потом, не глядя на Милли, она встала и двинулась к машине.
– Пошли, – бросила она на ходу.
Милли в последний раз посмотрела на папину волшебную коробочку и пошла следом.
Тем вечером к ним домой наведались Тетеньки-с-тенниса, и одна из них обняла Милли со словами:
– Его тела больше нет, но душа навсегда останется с нами.
– Это она в волшебной коробочке? – спросила Милли.
– Она в тебе, – гостья приложила ладонь к ее груди.