В легком покачивании огромного посудного столба было что-то печальное, но Агата старалась об этом не думать. Она поставила рядом картонку, на которой большими черными буквами написала: «СПАСИБО ВАМ ЗА УЧАСТИЕ». И несколько раз обвела буквы. Потом приписала: «НО ОНО МНЕ НЕ НУЖНО». И ниже, помельче: «И еще: кокосовое печенье я не люблю».
Она стояла на пороге дома, вся взмокшая, и моргала. Она ела картофельную запеканку прямо с противня, руками, глядя на картину, которую написала у себя во дворе.
Что это – искусство? Или протест? Она никогда не понимала ни того, ни другого. Но теперь, видя, как разноцветная река бежит по сточной канаве, подумала: «Наверное, и то, и другое».
Свет в соседских домах то загорался, то потухал, как предупредительный сигнал. Агата сунула в рот пригоршню картофеля с сыром. Она чувствовала повисшее на улице напряжение.
– Я выражаю свою грусть, Ким Лим! – крикнула Агата в вечернюю тьму, и во все стороны полетели кусочки картофеля.
Потом она вернулась в дом, захлопнула за собой дверь и заперла ее на ключ. Заперла и заднюю дверь, заперла и окна. Затем опустила шторы.
– Я включаю телевизор! – закричала Агата и так и поступила.
Телевизор отбросил на стены дрожащие тени. Агата сделала звук громче настолько, насколько было возможно. Комнату наполнило шуршание помех.
Агата притащила к окну стул и села, подавшись вперед. Отдернула штору и взглянула на улицу.
– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш, – шипел за спиной телевизор.
На небе всходило солнце.
– Жду не дождусь увидеть их физиономии! – прокричала Агата.
От крика ей стало легче.
С того вечера минуло семь лет, а Агата так ни разу и не покинула свой дом. Она не поливала цветы, не убирала во дворе и не ждала автобус. Не открывала входную дверь и не поднимала шторы, не слушала радио и не читала газет. Она не выключала телевизор, и теперь не сомневалась только в одном – в его шипении.
За семь лет непрочитанные письма наводнили ее прихожую. Весь путь из спальни в гостиную она теперь преодолевала так, будто переходила вброд реку.
– Думаете, раз вы знаете мое имя, значит, я вам чем-то обязана? – кричала она на письма.
При каждом шаге они словно огрызались на ее пятки.
По понедельникам продавщица из магазина неподалеку оставляла у Агаты под окном коробку с продуктами. Раз в две недели почтальон забирал у нее с порога деньги на оплату счетов и бросал новые письма в почтовое окошко.
Деньги Агата клала в конверт, на котором писала: «ВОТ, ВОЗЬМИТЕ!» Конверт этот она потом подсовывала под дверь.
Газон поник, выцвел, покрылся пылью и зарос сорняками. Дом так опутал плющ, что Агата, открыв свое наблюдательное окошко, была вынуждена вырезать в плюще дыру. Она не знала, что творится в мире, но что творится у нее на улице, знать хотела.
Тело ее стало бесформенным и старческим, и отличить одну его часть от другой было затруднительно.
На подбородке у Агаты выросли длинные вьющиеся волоски. Она упорно их выдирала, но они вырастали вновь, будто по какому-то божественному замыслу.
Агата начала носить солнечные очки с темно-коричневыми стеклами. Она надевала их, когда просыпалась, и снимала, когда ложилась спать. Коричневый цвет смягчал окружающий мир, делал его красивым и неспешным.
Один день из жизни Агаты Панты
6:00. Просыпается без будильника. Не открывая глаз, надевает коричневые очки. Смотрит на настенные часы. Ободряюще кивает. Идет в ванную, двигаясь в такт их тиканью. Осторожно обходит тапочки мужа, которые лежат здесь с его смерти.
6:05 – 6:45. Садится на Стул Неверия и измеряет упругость щек, расстояние от груди до живота, трясучесть кожи на руках. Считает «чужеродные» волосинки, старые морщины и новые морщины. Записывает показатели в «Книгу Старости», поглядывая в зеркало и объявляя каждое свое действие вслух.
– Замеряю трясучесть кожи на руках! – кричит она, размахивая рукой и глядя на свое отражение. – Хуже, чем вчера! Как всегда!
6:46. Позволяет себе один раз очень-очень печально вздохнуть.
6:47. Идет в душ. Кричит:
– Я моюсь!
В душе ничего больше не говорит.
7:06. Одевается в один из четырех своих коричневых костюмов.
– Колготки! – кричит она, натягивая их до пупка. – Юбка! Блузка! Туфли!
7:13. Готовит на завтрак яичницу с беконом и поджаренным цельнозерновым хлебом.
7:21. Садится на Стул Дегустации. Режет свой завтрак на маленькие квадратики и проглатывает их один за другим, то и дело выкрикивая:
– Ем бекон!
7:43. Садится на Стул Созерцания. Держится за колени и наблюдает за улицей через дыру в плюще.