Анаман опустила глаза. Сейчас она еще не понимала, что произошло. Вернее, не осознала. Потерять императора, так внезапно, так мгновенно… это очень страшно. И Тенаар. Подняв на него глаза, в который раз поражаясь его выдержке и одновременно с этим настолько глубокому состраданию и пониманию, Анаман была готова закричать ему на ухо: кто же ты такой, Тенаар?! Кто?! Как ты способен быть таким, где ты берешь силы?! Откуда в тебе столько ярких и разных эмоций, как ты можешь быть незримым инородным куском дворца империи Легио, и быть его самой сутью. Кто ты? Расскажи! Открой секрет!!!
Анаман опустила глаза и отпила глоточек успокаивающего настоя, что заварили вместе с самым умиротворяющим чаем на планете. Даже это продумал. Пришел горой спокойствия, заставил их всех вспомнить, что они женщины и надавить на самое больное место, но ласково, не ломая, лишь помогая. Сидя рядом с ним, таким теплым, источающим энергию умиротворения, спокойствия и заботы, императрица, словно мантру, повторяла про себя:
"Благодарю тебя, ты спас всех нас."
Они сидели в той зале еще достаточно долго, после чего Тенаар вызвал приближенных слуг правящих жен и велел им отвести дам в их вотчины, принять ванну с маслом эки, что прекрасно расслабляет, сделать им массаж и уложить спать. Служанки заворковали вокруг своих хозяек, "разобрали по рукам" и развели по разным углам. Анаман отводила Делла, которая была проинструктирована Тенааром.
Когда в зале никого не осталось, он выдохнул, осмотрел кушетки и нервно передернув плечами, быстро покинул залу плача. Стремительно летя по коридорам, дабы оказаться в своих владениях, Тенаар оставлял позади себя литры выплаканных слез, которым только предстоит увеличиться по экспоненте. Его служанки летели вслед за ним, не отставая и также желая оказаться как можно дальше от того места, где хотелось выть в голос, просто потому, что так делали другие.
Личные покои встретили их тишиной и лежавшем на любимой кушетке Сато будущим, практически коронованным, императором. Увидев его, согнувшего ногу в колене, уложившего руку на лицо, с бледными губами, Тенаар повел руками в разные стороны отсылая слуг прочь из данной залы. На его третьем шаге слуги были на половине пути из помещения, на шестом закрыли дверь. Вот и они только вдвоем, ведь даже теневики ушли, закрыв за собой плотно двери.
Сато подошел, убрал руку Шао с его лица и наклонившись с силой, властно смял его губы в жарком поцелуе. Шао вздрогнул, дернулся, но сильные руки его удержали, губы требовали подчиниться. И он подчинился. Сдался на его милость, в его власть. Затрещали пуговицы с силой потянутой рубахи. Горячие ладони обследовали грудь, спустились на живот, слегка надавливая. За ними последовал быстрый рэкет с ремнем и одним слаженным движением рук до колен содраны брюки. Шао дернулся, когда лишь одну из штанин содрали и развели ноги в разные стороны. Но в ответ прозвучал глухой рык над ухом, укус в шею, требующий подчиняться. И он в который раз сдался, позволил своей паре делать все самому, так как того хотелось.
Сато быстро скинул кафтан, дернул рубаху, пуговицы слетели и поскакали весело по полу подпрыгивая, и разобрался со своим ремнем и молнией. Шелест упаковки, неизвестно как оказавшихся у него презервативов, бедра Шао на его бедра и с силой в него. Шао дернулся, распахивая глаза, пытаясь что-то крикнуть, но его губы сминает грубый поцелуй на грани насилия губ губами. И тело, такое родное и такое сильное сейчас, прижимает к кушетке, легкие толчку внутри, боль и брызнувшие слезы из уголков глаз. И шепот на ухо, когда крик истаял в жестком поцелуе:
- Больно…слушай эту боль. - И ласково языком по ушной раковине, - выплесни ту, что засела в сердце, что стала черной кляксой. Отдай ее этой боли. - Его бедра резко дернулись, вгоняя плоть в тело Шао, от чего он застонал, вцепившись в бока своего дикого супруга. - В эту боль, отдай ту, что внутри твоего сердца. - И еще толчки, резкие, болезненные, бередящие, заводящие. - Отдай душевную боль физической. - И с силой в губы, руки отодрать от себя и переплести пальцы, заводя в замок над головой.