Но тревожило Сардата не это — а вышагивающий впереди старик. Впрочем, стариком его называть не получалось. Волосы, на берегу казавшиеся седыми, потемнели. Осанка прямая, на лице ни одной морщинки. Это выводило Сардата из себя. Потому что Аммиту нужно было дать прозвище — в меру унизительное, панибратское. Такое, чтоб прижилось. Не в первый раз приходилось доказывать, кто главный, и далеко не всегда кулаки становились решающим доводом.
— Эй, Учитель! — окликнул Сардат. — Куда прешь-то, будто дорогу знаешь?
Ответить Аммит не успел. Едва различимо щелкнула тетива в зарослях, и длинная стрела вонзилась в левую сторону груди «новорожденного» Учителя.
Он замер, опустил голову, видимо, разглядывая внезапно появившийся предмет, после чего вдруг повалился на спину.
— Это… — начал было Сардат, но тут снова послышался щелчок. На самом деле два щелчка раздались едва ли не одновременно, и человеческий глаз, должно быть, даже не увидел заминки Аммита, но Сардат более не был человеком.
Он видел стрелу, летящую к нему из кустов, видел прищуренный глаз стрелка. Руки инстинктивно дернулись, чтобы поймать… И он мог бы поймать смертоносный снаряд. Сердце замедлило ход, почти остановилось, но перейти эту границу Сардат не осмелился. Руки двигались так медленно.
Удар и резкая боль. Воздух со стоном вышел из легких. В отличие от Аммита, Сардат не притворялся — ноги действительно перестали держать. Подогнулись колени, и он упал на спину. В глазах потемнело, но тут же прояснилось.
Небо над головой в переплетении ветвей. Щебет птиц. Все осталось таким, как было, только стало четче и ярче. Даже на высоте десятка человеческих ростов Сардат мог разглядеть прожилки на каждом листке, увидеть отражение неба в глазу пестрой пичуги. И боль почти пропала, сменившись тянущим досадным неудобством.
Только услышав шаги — осторожные, вкрадчивые — Сардат понял, что не дышит. А потом уже дошло: остановилось-таки пронзенное меткой стрелой сердце. «Вот и все, — подумал Сардат. — Я — вампир». И от этой мысли только ощущение силы переполнило его, а страха и тоски — нет и в помине.
— Садани-ка этому еще в голову, — тихо произнес мужской голос. — Дергается.
— Может, подожжем? — Обладатель второго голоса, потоньше, ощутимо трусил.
— А ну как прикидываются? Я к ним так просто не подойду. Давай по стреле в башку каждому, для верности.
Заскрипела натягиваемая тетива…
— Послушайте, уважаемые, — заговорил Аммит, спокойно, будто вел беседу за столом, — я упал исключительно из уважения к вашему методу знакомства. Но всему есть свои пределы. Давайте хотя бы обсудим…
Свистнула стрела, и первый голос выругался.
— Вот видите? — Снова Аммит. — Я просто поймал стрелу, потому что не хочу, чтобы она пробила мне голову. Это неприятно, поверьте опыту. И — я, конечно, могу ошибаться — так на моем месте поступил бы любой из вас, если б мог.
— Свистнуть, что ль? — дрожал второй голос.
— Погодь, — отозвался первый. Звук шагов. — Слышь, да я тебя видал вроде. Ты ж три года назад каких-то детишек разыскивал?
Сардат слушал вполуха. Его и так мало интересовало, каких детишек и зачем разыскивал три года назад Аммит, а сейчас он больше думал о стреле, застрявшей в груди. Смотрел на перышки, чуть трепещущие на ветру, и прощался с собой. Как будто стрела убила человека и вызвала к жизни вампира.
— Три года назад… — повторил Аммит. — Да, я вспоминаю твой голос. Когда Ратканон бросался на нас, ты крикнул: «Они же помогали!» Так?
— Ну, так. А тут-то вы чего теперь?
Услышав движение, Сардат поднял голову. На него никто не обращал внимания. Оба человека стояли перед Аммитом. Один все еще целился из лука ему в голову, но тетиву ослабил. А второй как раз убирал в ножны меч. От этого меча повеяло холодком, и Сардат вспомнил слова Аммита об оружии на крови вампира.
Выглядели партизаны печально. Худые уставшие лица, спутанные волосы и бороды, одежда — сплошь рванина. А привязанные то тут, то там — видно, для маскировки — ветки с подвядающими листиками делали их похожими на мертвецов, заваленных лесным мусором. Мертвецов, которые все никак не могут успокоиться.
Аммит приподнялся на локте и осторожно вынул из груди стрелу, протянул ее лучнику.
— Бери, — сказал тот, что с мечом, своему более молодому спутнику. — Эти мирные.
— Как так — мирные? — изумился тот. — Они ж все…
— Сказано — уймись! — Тут в голосе прорезались командирские интонации. — Забирай стрелу — пригодится еще, жизнь продавать.