Палаш вылетел из ножен, Левмир ответил на выпад. Два клинка сшиблись, два лица замерли друг против друга.
— Я не позволю себе умереть, пока она жива и ждет меня. Я — не ты! — С этими словами Левмир оттолкнул соперника.
Эмарис сделал шаг назад. Левмир тут же встал в боевую стойку, держа палаш перед собой. Но Эмарис не спешил нападать. Огонь, миг назад горевший в глазах, погас. Пропала величественная осанка. Перед Левмиром стоял сгорбившийся старик.
— Как же ты ее любишь, — прошептал Эмарис.
— Сильнее, чем ты.
Эмарис тяжело опустился на землю, голова склонилась, будто перед покаянием.
— Представь, что она умерла, — послышался глухой голос. — Представь, что ее больше нет на свете. А у тебя осталась дочь, как две капли воды похожая на нее. Девочка, которая каждый миг своего существования напоминает о той, что ушла навсегда. Как бы ты выдержал такое?
Левмир бросил палаш в ножны.
— Так же, как все люди, — прозвучал ответ. — Я оплакивал бы ее, но радовался дочери. Тому, что в ней сохранилась частица Ирабиль. Тому, что на земле остается эта крошечная капля волшебства, способная осветить целый мир. Люди рождаются и умирают, их жизнь полна таких страданий, которые тебе неведомы. Ты столкнулся с жалкой их долей и проиграл. Ты не достоин быть королем, даже отец из тебя не вышел. У меня нет к тебе сочувствия. Иди прочь, а я забуду о нашей встрече. Пусть лучше она оплакивает отца, которого подло убил Эрлот, чем живет с мыслью, что отец ее бросил, что видел в ней только зло.
Эмарис вскинул голову.
— Я никогда!..
— Я с тобой закончил, — оборвал его Левмир.
Застыв с раскрытым ртом, Эмарис провожал взглядом удаляющуюся фигуру мальчишки.
Глава 4
— Так что делать-то будем? — спросил Варт, глядя на Сардата.
Они все сидели вокруг костра, глотая обжигающий ароматный чай, в котором, помимо, собственно, чая, Сардат различал не меньше десятка различных травок.
— Это ты Учителя спрашивай, он у нас — голова.
Аммит поставил деревянную, грубо сработанную кружку на землю и оглядел людей.
— Вряд ли Ратканон мертв, — сказал он. — Я не верю. Он столько лет стоял поперек глотки Эрлоту, что его просто не могли так быстро убить. Надо выяснить, где он, и можно ли его освободить. Это главная задача…
— Ку-ку! — Милашка помахала рукой, будто пытаясь пьяного привести в чувства. — Нас тут ночью перебить всех собираются. Кого и как мы будем освобождать?
Аммит поморщился:
— Вас-то вытащить не проблема. Но меня больше интересует вожак. Быть может, именно из-за него я тут и оказался.
От Сардата, который внимательно прислушивался к разговору, не укрылся вздох облегчения, вырвавшийся одновременно у каждого человека. Сами заметить не успели, как полностью доверились вампирам. Сардата покоробило от этой мысли. Как же так? Ведь они годами с кровососами сражались, а тут… Нет, хорошо, конечно, что так складывается, но…
С тоской Сардат понял, что дальнейшие мысли находятся далеко за пределами его разумения. Всю жизнь прожив в крохотном поселке, он представлял остальной мир в виде безликой серой массы, единственная задача которой — дважды в год присылать поезд. Теперь же эта масса обретала лица и расцвечивалась красками.
В поселке все было просто: кто пошел против общего интереса — тот скотина. Либо побить, либо прибить, смотря по тяжести преступления. Тут же вдруг появились такие вот оттенки смыслов. Люди бьются с вампирами — хорошо. С радостью принимают помощь вампиров — как? Сардат думал и думал, а все никак не мог с наскоку взять эту задачку. Понимал, что здесь и сейчас доверие людей — это хорошо, а при попытке подняться над ситуацией начинала болеть голова. Лучше, конечно, чтобы люди вообще без вампиров могли обходиться, чтоб сами все делали. А вампиров — перебить подчистую. Да только станут ли всех бить, если уже задумались, что есть среди упырей и хорошие?
Сардат тряхнул головой. После. После он подумает обо всем этом, а сейчас нужно принимать решения, потому что взгляды обращаются к нему. Аммит может оценить ситуацию, может даже сказать, что нужно делать. Но отдавать приказы — не его сильная сторона.
— Мы людьми сможем притвориться? — спросил Сардат, глядя на Аммита.
Тот, подумав, кивнул.
— Ну и о чем тогда печаль? — пожал плечами Сардат. — Выйдем на тракт, шлепнемся на колени, слезу пустим, что, мол, жить хотим — спасу нет, а остальные — сволочи, упертые. Утащат нас к главному — этому «барону М». Настучим ему по рогам, все выясним, вернемся… Что?