Эрлот подошел к застывшему с опущенной головой Кастилосу, спутанные волосы которого скрыли лицо.
— Прощай и ты, Кастилос Вэссэлот. Если тебя это утешит — я не сомневался, что решение будет таким. Поживешь несколько тысячелетий — тоже научишься видеть страсть вампира прежде него самого. Постарайся не переходить мне дорогу. В следующий раз я не буду ни играть, ни разговаривать. Если острие твоего меча будет направлено на меня, ты умрешь. А теперь забирай свою страсть и иди. Пока я здесь, никто не посмеет тебе мешать.
Кастилос поднял голову. Наконец, И увидела его лицо. Хотела бы вновь зажмуриться, но не смогла.
— Пошел вон, — прошептал Кастилос.
— Ты не в том состоянии, чтобы драться даже с человеком. Ну? Что мне для тебя сделать? Хочешь, выберу жертву?
— Пошел вон! — Хрип, стон, крик, рычание — все, что угодно можно услышать в этом звуке.
— Уверен? — Принцесса посмотрела на Эрлота с удивлением. Кажется, он правда сочувствует.
Не дождавшись ответа, Эрлот пожал плечами.
— Ринтер! — Щелчок пальцами. — Уходим. Три дня, Ливирро. Постарайся объяснить стаду, что бежать бесполезно. Цепь уже сомкнута. Прощай. Жаль, что ты не принес присягу, когда в этом был еще смысл.
Толпа расступилась, пропуская двух вампиров, идущих к городским воротам. А когда люди вновь сомкнули ряды, И всем телом ощутила их ненависть. Если бы они могли поджигать взглядами, как Эрлот, никакой принцессы бы уже не было, даже пепла бы не осталось — ни от нее, ни от Кастилоса.
Кастилос провел ладонью по лицу, будто снимая паутину. Медленно, шатаясь и волоча ноги, побрел в том же направлении, что и Эрлот.
— Сука! — выдохнул оказавшийся перед ним парень и размахнулся для удара. Не успел — нож Роткира по рукоятку вонзился ему в горло. Парень, хрипя и пуская кровавые пузыри, упал под ноги Кастилосу. Заметил ли он? Вряд ли. Переступил через тело, как через бревно, и двинулся дальше узким коридором, который нехотя для него освобождали.
Больше никто не пытался бить. Смотрели, скрежеща зубами, потом принялись плевать.
— Идем. — Принцесса ощутила, как кто-то взял ее за руку. Роткир потянул ее за собой, пришлось идти быстро, гораздо быстрее, чем позволяли одеревеневшие ноги.
— Роткир! — крикнул граф, когда они ступили в коридор со стенами из бессильной ненависти. — Ты что делаешь?
Роткир повернулся к графу, и принцесса заметила, что в руке он все еще держит меч.
— То же, что и всегда — иду туда, куда хочу.
— Твой долг…
— Я полагаю, что рассчитался. Думаешь по-другому — приходи получать.
Ливирро подскочил к нему, заглянул в глаза. На принцессу он даже не посмотрел.
— Значит, сбежишь? Бросишь и меня, и людей, с которыми прожил всю жизнь? Пересидишь атаку и пойдешь странствовать с новыми друзьями, как ни в чем не бывало?
— Нет, что ты, я обязательно еще вернусь, — заверил графа Роткир. — Помародерствовать, когда все закончится. — Он вздохнул и добавил: — Чего ты от меня хочешь, Ливирро? Ты вытащил меня из петли и взял на службу только потому, что знал: я ловкая, беспринципная мразь, способная переступить через все что угодно во имя того, во что верю. Я переступил через многое во имя тебя, но сегодня моя вера закончилась. Потому что ты стоял и молчал, пока он, — кивнул в сторону Кастилоса, — дрался за свое. Теперь я переступаю через тебя во имя того, во что верю. Все по-прежнему. Старина Роткир не меняется.
Они прошли коридором, который смыкался за их спинами. В них уже не плевали. Видно, серое от пережитого ужаса лицо принцессы и свирепый взгляд Роткира, которого, к тому же, знал каждый в городе, делали свое дело.
Все люди высыпали из домов и хижин. Коридор змеился по длинной дороге. Тысячи взглядов провожали поверженных до самых ворот. Стражники открыли створки. А когда ворота захлопнулись за спиной, принцесса заплакала. Никто ее не утешал. Они просто продолжали идти.
Эпилог
В сиренево-фиолетовый искрящийся сон проникает что-то чужое. Знакомые звуки волшебной мелодии задрожали, рассыпались осколками. Поблекло и исчезло лицо с горящими глазами.
Плач.
Сдавленные рыдания.
Но кто, кроме нее, может плакать здесь?
Чей это голос, такой знакомый, что узнавать его не хочется?
Арека открыла глаза. Слабо светит лампа на письменном столе. На кровати кто-то сидит, согнувшись. Вздрагивают плечи, покрытые водопадом темно-рыжих, а в темноте кажущихся черными волос.
«Что с тобой?» — исполненные ужаса слова застыли на губах. Арека поджала ноги, села, стараясь не шуметь, зная, что все равно каждое движение услышано.