— И ведь — годами! — сокрушался Аммит. — Годами, тысячелетиями — одна и та же песня! Увидел человека — махнул рукой и расслабился. Да этой ловушке лет больше, чем звезд на небе! Сардат, я глубоко расстроен. Давай сожжем их быстро. Смотри!
Аммит вытянул руку, и на ладони вспыхнул огонь. Сардат уже видел такое — у принцессы, и у того прилизанного лорда, что заявился в поселок.
— Представь себе это, ничего сложного нет.
Он швырнул огненный сгусток под ноги, и пламя охватило начавшегося было шевелиться вампира. Немного он еще подергался, сдавленно что-то пискнул, а потом как-то вдруг исчез. Лишь дымящийся пепел остался. Аммит не смотрел до конца — он уже повязывал трофейный пояс с мечом и кинжалом.
Сардат перевел взгляд на своего. Тот смотрел перепуганно. Губы раскрывались, но из раздробленной грудной клетки не выходили звуки. Сардат почувствовал, что дрожит от возбуждения. Сила переполняла его, колотилась в голову пьянящими пульсациями. Как же это легко, как же приятно!
Рука вампира поднялась в защищающемся жесте. Левая рука. Сардат внимательно на нее посмотрел. «Ты можешь, — прошелестел в голове шепот Алой Реки. — Возьми то, чего тебе хочется, Покажи им настоящий ужас. Покажи им смерть!»
— Много чести, — проворчал Сардат.
Он, следуя примеру Аммита, вытянул правую руку и, сосредоточившись на ладони, мысленно потребовал: «Огонь!»
И пламя вспыхнуло.
Сначала Сардату показалось, он сделал что-то не так. На ладони метались языки огня, но — черного. Лишь изредка, будто волшебные цветы, промелькивали алые сполохи.
— Н-н-не н-н-над… — просипел вампир. — Я н-н-н-никому н-н-н-не…
— На Той Стороне, — громко сказал Сардат, глядя ему в глаза, — найдешь ребят из поселка старателей и скажешь, что командир прислал тебя им сапоги языком чистить. А скоро — скажи — еще подойдут. Я своих не забываю.
Чуть повернул руку, и огонь будто бы стек с ладони. Чернота мигом объяла вампира. Он попытался вскрикнуть — не успел. Стоило рту раскрыться, как черное пламя ринулось туда. Несколько алых вспышек, и все закончилось. От вампира не осталось даже пепла.
— Лихо, — раздался над ухом негромкий голос Аммита. — Далеко пойдешь. Первый раз я видел черный огонь у императора Киверри, второй — у Эрлота.
Прежде чем повернуть голову, Сардат запустил сердце. То состояние, которое он назвал про себя «посмертием», неожиданно перестало служить убежищем от эмоций. Сардат боялся, что в его глазах Аммит увидит ярость, предела которой нет. Ту самую ярость, что чернотой выплескивалась наружу.
— И что?
Аммит пожал плечами.
— Ничего. Пока. Давай подойдем к этому малышу. Он, кажется, очень хочет нам помочь.
Они двинулись к вампиру, которого покойный конвоир назвал Рэнтом. Тот, наконец, опустил руку и даже встал, преграждая путь к людям, которые начали сбиваться в дрожащую кучу у него за спиной.
Сардат не упустил случая пробежаться взглядом по женщинам. Да уж, дома такого не водилось. У большинства юбки выше колена, руки по плечо открытые, в вырезах чуть не вся грудь целиком виднеется. Впрочем, вряд ли все это от ветрености. Жара-то какая — сильно не закутаешься.
Рэнт упер кулаки в бока, сдвинул брови и шагнул навстречу. Сардат чуть не расхохотался. Силы этого горе-вояки он вовсе не ощущал, тогда как от сожженного только что вампира ощутимо веяло холодком. Но Рэнт явно не свою шкуру защищать собирался.
— Народ не тронь, — тихо сказал он, набычившись. — Какие вопросы — давай на словах порешаем.
— А чего заволновался-то? — поддел его Сардат. — Боишься, барон твой голодным останется? Или так, по доброте душевной скотину пожалел?
Страшным усилием Сардат заставил себя отвести взгляд. С каждым словом в душе поднималась черная волна, кипело в жилах черное пламя. «Убей их. Убей их всех!»
— Люди-то чего? — продолжал бурчать Рэнт. — Ничего ведь не решают. Сказали пастись — пасутся. Давай промеж себя… Вы, это… Мож, на табачок-то не обидитесь? Оно ведь дело-то такое, располагающее.
Сардат услышал шуршание, почувствовал запах табака и повернул голову. Рэнт как раз ловко сворачивал самокрутку. Почувствовав внимание Сардата, осторожно улыбнулся и протянул тому одну.
— Вот это от души! — улыбнулся Сардат, почувствовав, как затаилась на время чернота. — Давай уж присядем, коли так.
Аммит тоже опустился рядом, но от сделанной Рэнтом самокрутки отказался, и баронет закурил сам, сперва чиркнув спичкой для Сардата.
— Меня Рэнтом звать, — миролюбиво сообщил он. — На барона ишачу. Вот, строго — с рассветом на поля. Есть работа, нет работы — на поля. В бараках народ дуреет, до смертоубийств дело доходит, а тут-то, на волюшке, оно все приятнее.