Сардат погасил огонь. Аммит уже оказался рядом с бароном. Схватил его за плечо, отшвырнул на письменный стол. Огненный меч взмыл в воздух, но опуститься не успел.
— Ты как себя чувствуешь? Голова не болит? Не тошнит? — поинтересовался Аммит, когда Сардат перехватил его руку. — Он убить нас хотел. Он — вампир. Вампиры — плохо, вампиры — выродки. Убивать всех беспощадно. Или я что-то перепутал?
— Дай-ка сюда.
Аммит позволил забрать меч. Едва оказавшись у Сардата, лезвие погасло, тускло блеснуло в солнечном свете, крошечная тень обозначила дол.
— Он не нас убить хотел, а себя. Так же ведь?
Барон лежал на столе, глядя в потолок широко раскрытыми глазами, и явно не мог понять, почему медлит смерть. Правой рукой схватился за сердце, левая дрожит на лаковой столешне.
Подойдя ближе, Сардат согнул в локте свою левую руку. Лезвие коснулось безобразно заросшей культи. «Давай, тебе это по силам», — прошептала Река.
— Тех, кто смерти не боится, я чуток уважаю, — сказал Сардат, крест-накрест вскрывая тугую кожу смертоносным лезвием. — Та мразота, что в мой поселок приползла, под конец о пощаде молила. А ты — нет. Поэтому прежде чем убить, я тебе кое-что покажу.
Вряд ли барон его слышал. Бледные губы едва шевелились, должно быть, пытаясь произнести молитву. А может, имя девушки, что до сих пор безмолвно сидит в кресле, ни словом, ни делом не пытаясь остановить убийство.
— Командир, ты чего? — послышался от двери сдавленный хрип Рэнта.
Сардат улыбнулся. Наконец-то зрение проясняется. Все по-прежнему. Мир может сходить с ума, все вокруг может гореть огнем, но он, Сардат, остается командиром. Таков его путь — вести за собой. И он поведет.
Взлетело и опустилось лезвие меча. С чуть слышным треском рука барона отделилась от тела и поползла по столу, цепляясь пальцами за гладкую поверхность, оставляя за собой кровавый след.
Сардат поднял меч еще раз, и лезвие пронзило Модору правую ладонь, сердце, прошло сквозь стол и самым кончиком вонзилось в ковер. Барон вскрикнул, и Сардат услышал в голосе не только боль, но и облегчение.
— Можешь не верить мне, просто слушай и улыбайся. — Сардат подхватил отсеченную руку и, приложив ее к своей развороченной культе, глядел в глаза Модору. — Ваш драгоценный Эрлот сделал то, чего нельзя было. Испокон веков миром людей правило золото, а миром вампиров — кровь. И раз уж вампиры сейчас отобрали золото у людей — люди заставят вампиров захлебнуться кровью. Я закрываю глаза и вижу Алую Реку, уносящую ваши распухшие трупы в никуда.
Барон приоткрыл рот, увидев, как дрогнули, сжались в кулак пальцы на его — его! — руке. Сардат перестал ее придерживать. Клочки кожи срастались, кости будто сплавлялись воедино.
— Я окажу тебе честь, которой ты не заслуживаешь, барон Модор. Ты умрешь, зная, что однажды твоя рука ворвется в глотку его величества Эрлота, схватит его сердце и бросит в грязь. А уж топтать его я буду своими ногами.
И эти все слова шли будто не от него. Их несла Река. Так мог бы сказать Кастилос или, наверное, Левмир. Но слова пришли к Сардату, и он их произнес, не найдя возражений.
Взмахнул левой рукой, ощущая ее, как свою. Пока она побледнее, но цвет уже выравнивается. Какая-то крошечная часть, человеческая часть ума тряслась в ужасе от произошедшего, но Сардат заставил ее погаснуть навсегда. Чтобы оставаться человеком в новом мире, нужно научиться быть вампиром.
— А теперь — не смею задерживать!
Меч легко, будто из ножен, выскочил из тела барона, глухо стукнулся о толстый ковер. Сардат обеими руками — какое все-таки блаженство! — схватил Модора и бросил в камин. Огромный, будто и предназначенный (а может, и правда предназначенный?) лишь для того, чтобы жечь неугодных.
Взметнулись искры, послышался вскрик. Сардат поднял руку, вызывая черное пламя. Заметив, что рядом кто-то появился, скосил взгляд. Сиера.
Девушка, глядя в камин, подняла обе руки. Черное и красное пламя одновременно хлынуло с пальцев двух вампиров. Больше Модор закричать не успел. Тело его выгнулось в последней судороге и попросту исчезло.
Сиера опустила руки, упала на колени. Лица не видно, только капли падают одна за другой, впитываясь алыми пятнами в белый ковер. Сардат отошел к кровати. Позволил забиться сердцу и немного постоял с закрытыми глазами. Все произошедшее разнеслось по телу с током крови. Чужая рука, чужая жизнь, чужие мысли… Тяжело. Но терпимо.
— Не надо на меня так смотреть, — огрызнулся Сардат, чувствуя спиной тяжелый взгляд Аммита. — Ты его сам убить собирался. Ничего страшного я не сделал. А сопли свои — при себе держи. Потом, когда все закончится, обещаю: обнимемся и будем плакать над тем, какие мы плохие, но сейчас давай уже что-то делать. Сходи вниз, выпусти людей. Мы их забираем.