Впрочем, шанс на получение эксклюзивных прав для «молодых» я оставил.
— Договориться об этом, но не со мной, а с нашими руководителями, вы сможете, если сможете точно указать, где находится поселение других «людей света». Не нас, а совсем других.
Я думаю, Шаров на такое охотно пойдёт. Ведь на экспедиции «куда-то на юго-восток континента» настаивает не только он, но и Земля. И я тут, в Маси, торчу так долго лишь потому, что «Север», который пойдёт в это плавание, пока совершает разведывательный рейд до южной оконечности материка, которой ещё не достигали ни эсэсцы, ни такие опытные мореплаватели как ракуим и ласы. Чисто для картографирования побережья и выяснения, не будет ли ближе обогнуть материк не с юга, а с севера.
И вот, наконец-то, я снова на борту малого десантного корабля, разработанного с учётом опыта эксплуатации немецких морских самоходных барж времён Второй мировой войны. В качестве пассажира, а не экскурсовода или переводчика у какого-нибудь бригадира грузчиков. А «Адам», усиленно работая винтами, отползает от берега залива, с которого мы «эвакуировали» беспилотник «других людей света».
Заходили мы сюда с единственной целью: чтобы я мог задать здешним рыбакам вопрос:
— После того, как мы увезли «летающее чудовище», его собратья больше не прилетали?
Увы. Хотя отрицательный результат — тоже результат. И рыбаки побожились, что, если такое случится, они непременно передадут весточку об этом в нашу факторию.
Весь недолгий путь до Центральной я посвятил бумажной возне. Писал отчёт о проделанной в Маси работе, используя те наброски, которые не забывал делать после тех или иных событий — встреч, бесед, имевших какой-либо практический «выхлоп». Всё равно начальство его стребует, так чего же не освободить себя от писанины на Центральной, где у меня найдутся более интересные занятия? Вся равно, пока из всех развлечений доступно только одно — любование морскими просторами.
Как я и рассчитывал, экипаж и пассажиров «Адама» в «порту» встречала крошечная, всего два специалиста, «карантинная группа». Одной из «членкинь» (блин, сколько ни гоню из себя украинское прошлое, а оно, нет-нет, да прорывается подобными умопомрачительными для русского человека словечками!) я торжественно вручил живой цветочек в «горшке» из обрезанной пластиковой бутылки.
— А это тебе, Сонечка!
— О, у Пересечина появилась традиция радовать меня букетами? То колючки какие-то приволочёт, а теперь даже на настоящий цветок расщедрился! Надеюсь, это единственный букет, который при тебе? — многозначительно глянула она на то место, где у меня ширинка.
— Милая, я хоть прямо сейчас готов бросить всё и запереться с тобой в процедурной для сдачи мазка! Хоть в этой командировке и не спал ни с одной из туземок. Часа на два-три запереться…
— Наглец! — привычно фыркнула подружка.
— А цветочек я тебе привёз ещё и потому, что мне по большому секрету сказали, что чай из его лепестков туземки применяют для контрацепции. Представляешь, как ты озолотишься, запатентовав это средство, если он так же действует и на земных женщин? Так я приду вечером?
— Приходи, наглец.
— Только очень рано не жди: мне ОЧЕНЬ много докладывать начальству.
Фрагмент 19
Шаров задумчиво ходил по кабинету, размышляя над тем, что я вывалил ему на голову. Ага! Вывалил по принципу «пусть теперь Мойша не спит».
Адол-ап не зря так обрадовался, когда ему пообещали скидку за информацию о «людях света» и их артефакты. Это «за просто так» никто не рвался делиться с нами сведениями. А когда дело пахнет личной выгодой, это совсем другое дело. Ведь, как я понимаю, вся сделанная нами скидка пойдёт «на карман» лично ему. Вот и не поленился он сгонять в столицу человека или людей, которые доставили необходимое в Маси как раз в то время, когда я там находился. Не так, чтобы очень уж много, но достаточно, чтобы поломать голову не только мне, а теперь ещё и нашему «найбильшему керывныку» (ох, уж это моё «украинское языковое наследие»!).
Как таковых, артефактов совсем немого, всего два. И завалявшихся у гелоров совершенно случайно, поскольку никакой утилитарной пользы не несут. Просто совершенно бесполезные диковинки непонятного происхождения. Кусок светодиодного фонаря либо фары с отражателем и ещё одна небольшая печатная плата из прибора неизвестного назначения. Причём, изрядно потрёпанная временем, что хорошо заметно по полустёршимся надписям на микросхемах и вылинявшим цветам маски (то есть, лакового покрытия) самой платы. Причём, надписи совершенно иным алфавитом, чем то, что я обнаружил, вскрыв беспилотник.