Наши задержались - потому что Жора поднялся по Паране вверх, на спрятанной в кустах лодке сплавал в деревню Преддверие. Там живет бабушка, подружка его покойной матери, бывший медработник, жившая когда-то в Беловодье - Ольга Андреевна. Охотник надеялся, она что-то знает. Преддверие находится в стороне от Большака, но и здесь работает сарафанное радио. Медичка сообщила, что заехали "эти" позавчера. Привезли их на автобусах. Без особого шума. В тот же вечер двое из "этих" наведались в Преддверие на предмет - где тут можно разжиться самогоном. В деревне одни старики проживают да калеки, так что ушли "ребята" (ну, для пожилой медички тридцатилетние бугаи - те же дети) несолоно хлебамши, сильно расстроенные. Одеты гости были по-простецки, в спортивные костюмы. На вид, кстати, русские, а ведут себя культурно. Старухи между собою, конечно, обсуждали событие. Пришли к выводу: какой-то, что ли, слет. Или съезд. Может, студенты-аспиранты. Уж очень "ребята" приятное впечатленье произвели. Старухи вспомнили добрые советские времена, когда из областного центра в тогда еще живой совхоз пригоняли "шефов" - интеллигентов из всяких НИИ - помогать в борьбе с урожаем на подсобных работах. Жизнь в Преддверии, да и на центральной усадьбе в те дни заметно оживала - ибо новые лица привносили в унылую атмосферу трудовой обыденности некий "флер".
Возвращались напрямую, звериными тропами, а потому взглянуть еще разок на таинственный лагерь не удалось. В пути, конечно, полученную информацию анализировали. Даже Жора, человек, выросший в здешних краях и знающий почем фунт лиха, пребывал в недоумении. Ни с чем подобным он ранее не сталкивался - а потому версий у него нет. Петрович предположил: корпоративная тусовка. На предмет охоты-рыбалки-пьянки. С ЭТИМИ можно и сотрудничать. Например, в обмен за какие-нибудь полезные вещи указать клеевые места. Вацлаваса волновало, почему не видно женщин. Не в том смысле, конечно: уж, ежели увеселения - так они по идее должны проходить при живом участии милых дам. По крайней мере, в прежней жизни литовца именно так и проходили выезды на природу.
Да чего гадать-то? Небось, поздний вечер уже, утро будет мудренее. А у нас привыкли ложиться и вставать рано - обусловлено сельскохозяйственной необходимостию. Пока что никаких намеков на вероятную опасность. Тем не менее, на сон грядущий кой-чего успели, а именно - составить график дежурств на колокольне. Смена - четыре часа. Всего у нас в слободе 24 мужика. Двое недостаточно здоровы, им нет резону доверять караульную службу. 22, да с отдыхом - почти четверо суток; обязанность плевая. Еще и несколько женщин, в том числе и Люся, просили, чтоб их в список внесли, но мы о выступили решительно против. Уж как-нибудь мы без баб. Обучение пользованию "гаджетами" дядя Вася назначил на завтра. Я как человек еще днем овладевший хитрыми приборами скрытого наблюдения, должен был вступить на дежурство первым.
По счастью, в Беловодье скопилось немало оружия и боеприпасов. Да, это охотничьи стволы, но попадаются среди них и нарезные. Когда-то здесь водилось много охотников. Да, пожалуй, охотниками были все мужики. Так что, если распределить - по два три ружья на рыло теперь выйдет. Да еще и дамам останется. Так - на всякий пожарный...
Перед тем как отправиться на пост, немного пообщался с Люсей. Она трепетно прижалась ко мне и тихо произнесла:
- Лёш... мне страшно.
- Ну, что ты, солнышко, - я стараюсь быть ласковым, - уже в жизни нашей столько всего было. И пережили, дак...
- Знаешь... я устала. Просто смертельно устала.
Я глажу Люсю по голове - как малое дитя успокаиваю. Вообще, я прекрасно знаю, что "сильную женщину" Люсьен только строит из себя. На самом деле ей очень хочется быть защищенной. И к сыну она хочет. Истомилась... Просто, так обстоятельства сложились. Неудачное замужество, досадное происшествие... "Не мы такие - жизнь такая" - так частенько говорили на зоне.
- Домой хочешь... А если ребенка сюда вытащить?
- И как ты себе это представляешь? - Люсины глаза все же чуточку зажглись. - Зависли в этой дыре по самое...
- Обычно представляю. Снарядим экспедицию. Дед поможет, он умный.
- Предположим. Ну, а дальше-то... что?
- Жить. Что же еще?
- И это, - она окинула взглядом горницу, - ты называешь жизнью?
М-м-м-мда... Уж не скажу тебе, Люсьен, ничего. Но - напишу все же - надо куда-то излить. Хотя бы на бумагу, что ли. У тебя хотя бы есть отчий дом. Тебя ждут, любят, надеются на тебя, дурочку такую из переулочка. Даже вот если случится такое, что тебя таки настигнет "карающий меч правосудия" - судья скостит, ты встанешь на "путь исправления" - и все у тебя получится. Выйдешь на волю - и к родным. А мне куда, ежели даже и "встану на путь"? Кто меня, лопуха эдакого, ждет... Была одна партия, на станции "Раненбург". Но там такой кадрище, что не дай боже... Крепко она закладывала. Мог ли я ее перевоспитать? Ну, иногда у меня совесть взыгрывает... Возможно и мог бы. Наверное, поленился. Или испугался, что ли: втянет меня в это дело и всех святых на вынос. Сам-то, небось, не святой..
Люся, например, не пьет. Да никто здесь не балуется этим делом. Однако, я все же считал ее сильным человеком. По крайней мере, морально. Она и сейчас не плачет. Да и ни разу не видел я Люсю, распускающую нюни. Стоит передо мной хрупкое, ранимое существо. И понимаю: женщине и в самом деле страшно. Груз напряжения давил, давил... да и придавил, дак.
Я пытался говорить ей слова утешения, хотя и понимал, что они не слишком искренни. Пробовал ее ласкать - она уходила от моих объятий. Какой-то стоял промеж нами барьер. Психологический, что ли. У меня в сущности нет привязки к жизни, я - пожизненное чмо. Привычка. Опять на зону попаду? Впервой ли? А у Люси - привязанность, зарубка. Где-то во глубине России живет ее кровиночка. Сиротою живет - и это при живой-то матери... Я ведь тоже был когда-то так брошен. Да, при сыне - бабушка. Правда, неизвестно, какая, у Люсиной матери дитё могли и отобрать. Мы этого не знаем, мешают все те же обстоятельства. Мы что - законченные что ли рабы обстоятельств? Ра...бы? Вот те раз. До сих пор я уверен был, что свободные. И есть ли она - свобода?