- Все не так просто, Николя.
- Конечно, все еще проще! Правда в том, что ma chére France вообще не нужен космос и тем более не нужна экспансия за фронтир. Ей нужно выжить. Так что если вы хотите покорить звезды - пошлите роботов, они справятся лучше.
Странно, меня переполняет глухое раздражение - давно не бывало.
- Сколько людей сейчас в космосе? Пять сотен? А зачем? Почему эту работу не делают роботы? Мы оба знаем ответ: прикладное решение парадокса Моравека, при котором обезьяна в скафандре, приставленная к оборудованию за миллиарды, обходится дешевле бионических роботов. И, да: пропаганда. 'Пионеры космоса' и прочая чушь для дураков - развертывание очередной автоматической шахты с таким пафосом не обставишь, а снимать в павильоне больше не выходит. Так что лучше похороним еще пару пустых гробов - жертвенность плебсу тоже по вкусу. Мы не герои, мы - расходный материал, картинка с агитационного плаката по сходной цене. Ширма для бессмысленности бытия.
- Николя. Ты герой Франции, герой всего человечества.
- Почему я?
- Потому что ты "последний великий француз". Тебя ведь так называют? У нас никого больше нет, Николя, ты единственный из французов, кто ходил на фронтир и единственный, кто забирался дальше орбиты Марса. Ты нужен Франции. Ты нужен Родине, Николя.
- 'Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота'... Как я мог забыть?
- Ты - астропилот.
- Я ассенизатор с почасовой оплатой. Не громко и не торжественно, зато по существу.
- Ты лучший пилот Солнечной.
- Это неправда. Даже когда я мог летать - был тот, кто лучше меня.
- Да, я знаю, - кивает Огюст.
Подходит к двери, выглядывает и зовет по имени. Меня бросает в дрожь: я не верю собственным глазам, но он реален. Заходит, пересекает комнату, встает напротив меня. Худой и жилистый, высокий и сильный, с побитой сединой, но все еще пышной шевелюрой и с неизменной НЛ-10 в руках. Я забываю, как дышать, а он стоит напротив, улыбается грустно и смотрит в глаза.
- Здравствуй, дружище.
Я уже знаю, что соглашусь.
* * *
...Кажется, я спал все эти годы и вот в один прекрасный миг проснулся, чтобы снова уйти от ненавистных мне улиц родной Земли. Мне делают две операции - на глазах и позвоночнике, и уже через месяц я приступаю к тренировкам. Результаты повторного обследования оказываются удовлетворительными и меня зачисляют капитаном "Ариадны" - нового корабля-разведчика, отправляющегося в звездную бездну. Вскоре мы уже парим сквозь бесконечную пустоту космических трасс, пробираясь к самой периферии Солнечной. На путешествие уходит почти три года - ничтожный срок, но за это время я снова учусь жить и дышать. К концу нашего вояжа к Плутону я вновь почти люблю космос - давно забытое чувство.
Со мной пара молодых инженеров - им едва за двадцать пять, они все на нервах, как молодые скакуны перед забегом. За три года они так и не смиряются с мыслью о предстоящем путешествии - и чем ближе дата старта, тем больше они волнуются. Связываются с Землей, штудируют учебники. Молодежь.
Со мной Макото - старый добрый Макото, преданный сын своего народа. Он - настоящий герой своей страны, в его родной Йокогаме в его честь воздвигли монумент, его семья почитается, едва ли не как императорская. Он не может отступить: как настоящий самурай, он принимает вызов судьбы и смело шагает в неизвестность.
Со мной Антон - загадочный русский с непростой судьбой. Он вынес все: смертельные раны, долгую реабилитацию, смерть Алиситы. Он лечился два года, но в конце сдал все экзамены и получил допуск к полетам. Он спас еще немало жизней - упрямый, упорный, несгибаемый. Стойкий оловянный солдатик борющейся со всей Вселенной.
Я не понимаю, зачем он здесь. Да, он лучший пилот Солнечной, и мне не стыдно признать это. Но он всегда был из той породы людей, что сами, добровольно выбирают труд столь же тяжкий, сколь и важный. Он никогда не стремился к славе, не искал любви и уважения, он просто делал работу - упорно, профессионально, с полной отдачей. И вдруг, узнав о межзвездной миссии - сам вызвался добровольцем. Его не хотели брать - возраст, травмы, - но он прошел через все круги ада с присущим ему упорством и... добился своего. Теперь он поведет "Ариадну" к далекой звезде - зачем? Почему? Мне все равно: я рад, что именно он занимает пилотское кресло.
Мы прибываем на "Огигию" за три месяца до старта. Каждый из нас за время пути овладел дополнительной специальностью: по прибытии на место нам предстоит собрать из присланных заранее модулей новую Зону Перехода, чтобы вернуться назад. Нетривиальная задача, но мы верим в успех. Иное просто невозможно: оказавшись за двенадцать световых лет от дома, мы будем предоставлены сами себе.
Время летит с неукротимой быстротой. Три месяца растворяются в прошлом, и вот я спускаюсь по узкой трубе шлюзовой камеры в кабину "Ариадны". Последняя проверка систем занимает сутки, тогда же включается таймер обратного отсчета. За тридцать минут до старта, нам включают запись торжественной речи генерального Секретаря Ассамблеи МАКО, звучит гимн Организации, затем - национальные гимны. Я с трудом пережевываю весь этот пафос. Наконец, все приготовления закончены, я передаю управление Антону. Макото дает курс, я отсчитываю последние мгновения до старта и, бросив традиционное русское "поехали!", Антон дает команду на старт.