ющей в удовольствие. Я путаюсь в самом себе, поэтому боюсь людей. Мои мысли и идеи плавают в бульоне противоречий и разногласий. Я вдыхаю этот мерзкий аромат испражнений моей души. Дабы суп из мыслей не застоялся, я перманентно его размешиваю. Хочется разбрызгать этот идейный эякулят на все и вся, поделиться кусочками боли. Разум трещит по швам от вереницы событий, случающихся в нем. Кажется, что вот-вот, и он захлебнется в самом себе от переизбытка информации. Я в эти моменты абстрагируюсь от разума. Пусть сам решает свои проблемы. Ветер отграничивания гуляет в нем, разбредаясь по комнатам большого домика разума, неся благую весть - все можно. Можно абсолютно все. Я не готов принять данную мыслю, сопротивляюсь. Но уверен, что скоро поддамся, лягу с этой идеей в постель, как блудница. Все начали выходить из автобуса. Конечная остановка. Я решил посидеть еще немного, водитель все равно вышел покурить. Я смотрю на стекло, исцарапанное и грязное, но пропускающее свет от недалеко стоящих домов. Я встал, прошелся по автобусу, чтобы размять дряблое тельце. Меня коснулась истома от ощущения боли в пояснице, суставах, мышцах. Оргазм был недолгим. За время удовлетворения я успел пробежаться глазами по внутреннему убранству автобуса: ржавый и испачканный осенней грязью пол, одернутые кожей сидения. В некоторых местах наружность кресел проглядывала из огромных дырищ, оставленных от ножа и расковырянные острыми ногтями непонятно кого. На самом дальнем конце автобуса, на последних сидениях были видны следы от спермы. Тут часто такое бывает. Падших женщин любят брать в автобусе. Не знаю от чего. Отсюда возникают разного рода заболевания. От соприкосновения кожи с грязными креслами, да и к тому же с резвящейся на тебе распутницей. Все это приводит к болезням. Не завидую парню, который был здесь в последний раз. За время существования сего маршрутного автобуса я насчитал 362 совокупления только на том сидении. Вероятность схватить что-нибудь очень велика. Интересно, проститутки не додумались до коллаборации с венерологическими частными клиниками? Могли бы поднимать много зеленых. Но мне то, какое дело. Ко мне подобное не относится. Я перестал интересоваться местными путанами лет в пятнадцать. И вообще с этими женщинами лучше не связываться, ибо залетев, они почему-то не делают аборты, а лезут с пузом к клиенту, осеменившему их. Странно. Но даже если бы я сейчас этого хотел, мне не грозило бы такого печального исхода. Я давно сделал вазэктомию, и теперь счастлив. И так на шее хватает племянницы, вечно кричащей о себе. Поскорее бы ее выпроводить за дверь, да только некуда ей будет идти. Мать ее мертва, а отец - мой брат, нежится на тюремной койке за приставания к собственной дочурке. Упекли его года три назад, соседи услышали крики тогда еще шестилетней племянницы, и вызвали полицию. Я был на суде брата, он никак не мог понять, почему его осуждают за чрезмерную любовь к дочери. Вот такой у меня брат. Выродок выйдет на волю только через 22 года, так что бояться не за что. У меня были трудные отношения с братом, он старше меня на три года, всегда измывался надо мной. Воспитаны мы были в доме сирот. Родителей никогда не знали. Только я и он. Жестокость - мягкое слово для обозначения того, что делал со мной брат. Однажды он воткнул в правый бок моих легких ручку. До этого он писал ею письма для людей, которые посещали сиротский дом, дабы нас усыновить. Я всегда мешал ему писать, просил поиграть со мной. Ну, вот он и не выдержал. Голова раскалывается. А таблеток не будет даже к концу недели. Придется потерпеть. Экономить меня заставила прихоть о скорейшем избавлении от племянницы. Устроить ее в частную школу-пансионат для девочек и дело с концами. Я смогу не отвлекаться на нее. Осталось набрать какую-то тысячу до суммы за оплату школы. Еще пара дней и возомнившей себя королевой племянницы не будет в моем доме. Водитель сказал мне выходить из автобуса, я не спеша выволок свои кости из транспорта и побрел в сторону дома. Знакомые запахи. Хоть я и проработал всю сознательную жизнь на химзаводе, где рецепторы теряют свои способности, чуять запахи я пока еще не разучился. Веяло трупом собаки. Этот резкий запашок всегда мне нравился. Отбивал туманные думы. Это как кольнуть расплывающуюся на полу серую массу, которая занимается самозабвением. После укола масса перестанет расплываться и немедленно начнет обретать форму чего-то прекрасного. На улице никого не было. Что хорошо. Глянул на часы. 1:03. Свет почти везде погашен. Я шел, смотрел на овдовевшую луну и думал о том, что надо слить бензин с машины соседей. Хотелось нюхать. Скорее всего, не сегодня. Завтра может. В спине образовался пласт замерзающего пота. Сил помыться у меня уже нет. Приду домой, приготовлю заранее завтрак недопринцесске. Выпью спирту и лягу спать. Просплю часа два и снова на смену. Не жизнь, а малина. Обожаю свою жизнь. Так, если посчитать, что я накопил сумму на годовое обучение племяшки, то оплачивать мне нужно будет еще 8 лет учебы. Еще восемь лет работы на химзаводе. Это по мне. Как раз настанет юбилей - 20 лет химслужбы. Вот тогда будет повод купить себе телевизор. От одной только мысли прихожу в восторг. Ключицу ломит, надо быстрее лечь. По дороге начал любоваться шрамами на руках. Не заметил небольшого выступа на тротуаре, споткнулся и упал наземь. Вроде ничего страшного. Какая боль. Перевернулся на спину и начал хохотать. Будто вспомнил старый, но хороший анекдот. У подъезда дома небрежно сидели подростки, выкуривая по кругу траву. Я не обратил внимания и пошел дальше. На лестничной площадке пахло уже родным запахом мочи и фекалий детей и стариков, живущих на первом этаже. Прямо у лестницы мыла поношенное белье женщина бальзаковского возраста. Мыла она в тазике, вода уже была грязнущей, становилась темно-багровой от остатков чего-то на белье. Женщина нагнулась в три погибели, так чтобы ее ночнушка уже не могла скрыть ее здоровенного зада, обтянутого трусами. Женщина увидела входящего меня и подмигнула. Мне же не было до нее дела. Я ничего не ответил. Она боса, почти нага. Ночнушку ей было пора уже менять. При каждом ее вздохе большая грудь может вызвать оторопь у любого мужика. Даже у меня. Как-нибудь надо прикупить ей новых пижам. Негоже так расхаживать по жилому дому, переполненному наркоманами, зеками и другими нелицеприятными персонажами. Из двери напротив ее выпяченной задницы вышел маленький ребенок. Думаю, дитя хотело попить материнского молока. Мамаша, не вытерев рук от стирки, взяла ребенка. По запястьям потекла вода, шматки серой грязи так и норовили перепасть на малыша. Я доковылял до лестницы и начал взбираться на нее. Краем глаза лишь заметил, что женщина заткнула внезапно заплакавшего дитятю вытащенным розовым соском. Ребенок был доволен кормлением. Мамаша оперлась спиной о стену и решила вздремнуть. Вот так я и оставил женщину на первом этаже: заснувшей и грязнущей, с голой грудью и ребенком на руках. Усталость ложилась на бельма. Я пошарил в недрах огромных карманов моей курточки и нашел ключи. Надо бы зашить левый карман. С осложнением открыл дверь дома. Племянница правильно сделала, что заперлась изнутри. Знала, что, скорее всего поздно буду. Нужно спирт упрятать в холодильник. На химзаводе иногда дают за ненадобностью по случаю перевыполнения сроков за неделю. С моим упорством в работе, спирту у меня прибавлялось достаточно часто, что не могло не радовать. Много я не пью, так с соседями обменяться можно на туалетную бумагу или спички. Открыв холодильник, заметил, что племянница сама приготовила завтрак. Ну, хоть что-то путевое сделала за день. Спит она уже давно, наверно. Беспокоить ее не стану. Поставил только что принесенную баночку спирту и вытащил холодненькой, заждавшейся. Ну, хоть немного расслаблюсь. Усевшись на диване, начал нагонять своих коллег по цеху, которые уже в конце смены принялись за дело. По телу пронеслось тепло. Я распластался с притупленной головной болью на диванчике. Пружины чувствовались моим телом, один острый конец решил впиться в круп. Да мне было уже плевать. Даже если бы война началась, я бы не встал. Я погрузился в ночные думы. Я всегда пытался узнать, откуда у меня ярая предрасположенность к боли. Всю жизнь думаю, да никак не додумаюсь. В сиротском доме говорили однажды, это передавалось из уст в уста. Что наши с братом родители вкалывали нам дозы. Не знаю точно чего, то ли метаквалона, то ли лизергиновой кислоты. Может быть, это меня на путь и наставило. Хотя обычно от этих препаратов кайф ловишь. И думалось мне - на кой родителям понадобилось вкалывать нам наркотики? Ответа нет. Только предположения. Даже брат не помнил всего того, что мы испытали на себе. Очередной скачок боли. Очередная неописуемая радость. Будто в мозгу устроили светопреставление. Кровь ударила в головенку. Я вскочил с дивана. Было немного холодно, я забыл закрыть окно. Посмотрел на часы. 02:32. Уже скоро. Пойти лицо умыть что ли? Весь заспанный. Но хоть энергии набрался. В ванной свет всегда горел тускло. Это мне и нравилось. Я любил здесь оставаться один. Раз в месяц позволял себе роскошь - наполнить ванную до краев, обычно без пены. Но даже в простой и теплой воде я любил обволакивать свое тело. К сожалению, в этом месяце я подобное удовольствие получал, так что... Я подошел к раковине и вымыл лицо. Я смутно вижу очертания себя в зер