Полет советского стратостата это — не визгливый рекламный трюк, не головоломная погоня за рекордом, не спортивная прогулка в заоблачные края, не «рисковое» приключение. Это — шаг огромного научного значения, это — вылазка в неисследованные сферы. Это — выход на разведку в еще неведомые просторы. Это — серьезнейшим образом продуманное и превосходно подготовленное мероприятие по расширению познаваемого мира. И прав был неумолимый Гараканидзе, ответственный командир старта, не поднимавший флажка, несмотря на увещевания многих советчиков и горячих голов. А пока Гараканидзе не давал старта, стратостат не мог лететь. Власть Гараканидзе была «неограниченна на земле», она даже распространялась немножко в тропосферу. Но выше, в стратосфере, там командование должно было перейти к Прокофьеву, пилоту и командиру стратостата «СССР».
КОРАБЛЬ ЗАНЕБЕСЬЯ
Мы просиживали часы у готовой вот-вот покинуть землю гондолы. Она лежала в нашем будничном сознании на нашей будничной земле как чужеродное постороннее тело, требующее немедленного удаления. Она должна была лететь, чорт возьми! Но погода прижимала ее к земле. Задача уловить благоприятную погоду осложнялась еще тем, что нужно было выверить атмосферные условия не только на месте старта, но и во всем предполагаемом районе полета, а также на местах возможной посадки.
Мы лазали в гондолу, мы изучили ее до мелочей изнутри и снаружи.
Никогда еще деловая обстановка на заводе имени Менжинского, ударники которого построили гондолу стратостата, не нарушалась таким громадным количеством неделовых посетителей. Гондолу приезжали осматривать писатели и писательницы, врачи с мировыми именами, заслуженные артисты республики, члены правительства, никогда раньше на этом заводе не бывавшие. В фотоархивах у директора завода имени Менжинского, т. Марголина, сохранились интереснейшие фотографии этих исторических дней: из окна гондолы выглядывают самые неожиданные физиономии со стандартным, по-детски обрадованным и нелепым выражением на лице, начиная от… Карла Радека и кончая… известной японской киноактрисой. Недоверчиво вползая по шатающейся стремянке, посетитель, больно стукнувшись плечом об оболочку, падал внутрь гондолы. Там, некоторое время со священным уважением разглядывая умные приборы, он постепенно осваивался с обстановкой. Затем со счастливым и улыбающимся лицом выглядывал наружу, и тут-то фотограф его и снимал. И на всех этих фотографиях неизменно можно увидеть осунувшееся от бессонницы лицо т. Марголина, замученного телефонными звонками и посетителями.
Гондола стратостата «СССР» сделана из кольчуг-алюминия и заключена в теплонепроницаемую глянцевую обкладку. Под гондолой прикреплен амортизатор — хитрое сплетение ивовых прутьев. Стратостат покоится на этой упругой корзине, как чрезмерно большое яйцо, вылезшее из гнезда. Возвращаясь с полета, гондола ударяется о землю амортизатором. Он обречен заранее на слом. Но он же предохранит гондолу от сотрясения.
Такая конструкция амортизатора вполне оригинальна. До того как использовать ее, были разработаны и испытаны все существующие системы металлических и резиновых амортизаторов, лишь после чего конструкторы остановились на ивовых прутьях.
Гениальное почти всегда необычайно просто. Рассказывают, что конструкторы амортизатора окончательно решили испытать ивовые прутья после следующего незначительного обстоятельства.
В связи с развитием массового парашютизма деревенские ребятишки в подмосковных колхозах стали в этом году охотно играть в «парашют». Обычно для этой цели с моста или с обрыва на выдвинутом шесте ребятишки подвешивали доску, соединенную веревками с развернутой рогожей или куском брезента. Старт парашюту давался в тот момент, когда узлы, соединяющие парашют с шестом, развязывались или сами по себе ослабевали. Новоиспеченные парашютисты, «приземляясь», довольно больно обычно шлепались о землю самыми разнообразными частями тела. Зарегистрировано было даже несколько случаев вывихов и переломов.
Летом этого года один из строителей гондолы стратостата «СССР», проживая на даче, наблюдал, как маленький парашютист систематически сбрасывался с высокого судоходного моста, причем к «приземлялся» он всегда благополучно. Оболочкой парашюта служил кусок старого брезента, а гондолой — две бельевые корзинки, связанные друг с другом тыльной стороной. Наблюдая за этими фантастическими полетами, работник завода имени Менжинского обратил внимание на то, что бельевые корзины превосходно «пружинят» при самых резких соприкосновениях с землей. Говорят, что эти наблюдения и навели его на мысль об использовании ивовых прутьев для амортизатора гондолы.
Гондола давно уже была приведена в полную летную готовность, и мы могли часами дивиться легкой, компактной и остроумной оснастке ее. Гондола внутри и снаружи была обвешана десятками аппаратов. Для несведущего человека эти «цацки и блямбы» делали ее похожей на дачника перед выходным днем. Но мы уже знали, что это — барометры, барографы, термометры, альтиметры (показатели высоты), самозаписывающие метеорографы… Один обнаженный, другой одетый в броню, — стояли два аппарата для улавливания таинственных космических лучей, может быть, несущих в себе разгадку строения материи, ее живую силу, ее первичную, изначальную энергию. Здесь была маленькая, но дальнодействующая радиостанция — телеграфная и телефонная. Стоял микрофон, в черную дырку которого будут сбрасываться на землю слова, облегчающие не стратостат, а ожидание оставшихся на земле и тягостное чувство оторванности от человечества, оставшегося внизу… Вдоль выгнутых стенок кабины расположились аппараты, назначение которых было вдохнуть жизнь и силы в аэронавигаторов: кислородные баллоны, сгущенная сконденсированная дыхательная смесь и патроны, поглощающие углекислоту, — машины, необходимые как воздух, ибо они и дают в полете воздух для дыхания. Рядом была походная аптечка, пахнущая, как обычная земная аптека, — йодоформом и недомоганием.
Все внутри гондолы, все, что можно, обтянуто мягким войлоком из тонкой оленьей шерсти. Мягкий коврик и мягкие откидные стулья придавали некоторый комфорт этой маленькой летающей лаборатории. Впрочем, она уж не так мала. В дни ожидания старта в ней происходили заседания, с участием восьми «решающих голосов», не считая десятка «совещательных», которых она уже не могла вместить и которые, беря слово, должны были просовывать голову в гондолу через люк.
Большие, серьезные люди нашей страны приходили смотреть на гондолу первого советского стратостата. Они влезали, в кабину, заглядывали в нее через открытые люки. С затаенным волнением, подобно начитанным мальчикам, взирали они на этот сложный мир умных вещей, кажущийся нам таким знакомым по Уэльсу и Жюлю Верну, Эдгару По и Циолковскому, Жулавскому и Алексею Толстому…
Но большинство приборов стратостата было сконструировано нашими молодыми изобретателями и отличалось вполне оригинальной системой и конструкцией. Таковы, например, аппараты для взятия пробы воздуха на больших высотах. Они заключены в легкие алюминиевые решетчатые ящики. Пружины, целая система пружин поддерживают сочетания стеклянных трубочек и совершенно гарантируют при падении или ударе от поломки. Мы швыряли их на пол, ударяли с размаху об стенку, и все хрупкие детали прибора оставались невредимыми. Действие этого прибора изумляло своей остроумной простотой. При нажатии электрической кнопки, находящейся в гондоле стратостата, включается реле, и маленькая гирька, падая в ящичек, отбивает горлышко вакуумной (пустотной) трубки. Воздух засасывается внутрь сосуда. Но надо, чтобы воздух высот без примеси воздуха нижних слоев был доставлен на землю в научную лабораторию. И вот, нажимается вторая кнопка, и миниатюрная электрическая печка запаивает автоматически горлышко сосуда. Воздух высот изолирован в пробирке. Проба взята.