Копьё пошло не колющим, а будто бы плашмя.
Локоть назад.
… И выпад.
— Ур-Хр… Ви-и-и-и… ВиИИИИИИааииии-и-и-и-и!
… Тени ходили вокруг… Или мне всё это только казалось.
Оттолкнувшись от чего-то скрытого тьмой, охотник отполз. Выбрался он уже без копья. С одним лишь щитом. Выпрямился и снова взглянул на яму. Чуть подождал. Обернувшись к нам, он пару раз взмахнул руками.
— У л-патки застряло, — долетел приглушённый голос. — Подождать придётся.
— Есть! — крикнул кто-то.
Спины людей пришли в движенье — это сложно было не заметить.
Меня по-прежнему знобило. Днём пекло, а сейчас один лишь прохладный ветер гнал невидимые чёрные хлопья по небу. И месяц, то скрывался, а то вновь появлялся.
Я присмотрелся к яме. Ни единого намёка на тени больше не было заметно.
Час прошёл.
И ещё четыре.
Когда охотник вновь стал подбираться к яме, горизонт белел. Мужчина даже не взял ни у кого копьё. Просто поднял щит, выставил его и пополз прямо к цели. Чуть замедлившись в последний момент, он заглянул за край…
Никаких нападок не последовало.
Как-то необыкновенно долго охотник полулежал так. Животом на сырой земле. Наконец, он опустил деревянный щит, ещё чуть помедлил. Оглянулся.
Охотник кивнул:
— Гот-ов.
«И снова ночь без сна», — крутилась в опустевшей голове одна и та же мысль. Как-то спустившись, преодолев хлипкую лесенку, я постарался достойно начать этот день. Отряхнуться, по крайней мере. Виски ломило.
Когда я вышел на пустырь, солнце уже почти поднялось над крышами. Улица пошла желтоватыми полосами, а на бурьяне заблестела роса.
Я чуть пинанул чертополох, и сапоги оказались сыры.
Кто-то уже спустился в яму. Этот неизвестный привязал обрывок верёвки к ногам животного, и Век теперь неспешно вытягивал вепря вместе с обломками досок, ветками и комьями земли.
Теней видно не было.
Раздражаясь, я вновь пинанул траву. Постарался успокоиться. «… Но они ведь были. Тени».
Ночь прошла. Целую ночь я на все лады, и так и этак разбирал этот вопрос. «Баронет подтвердил их существование… Или всё же нет? Я ведь не схожу с ума?».
Пальцы коснулись тёплого металла медальона.
Над трупом ничего особенного видно не было — и одно уже это не могло не радовать.
«Хвост на месте, — отметил я для себя. И усмехнулся: — Так и знал!.. А они ещё говорили».
Грязная и всклокоченная, шерсть вепря смотрела ярко-рыжим отливом. Особенно это было заметно на морде и на спине. Принюхавшись, великан поморщился. И отвернулся. Очень странно было наблюдать подобную картину.
«Духи едят Всё», — припомнил я старую поговорку.
— Да он уже протух! — подытожил Гратц.
И палкой потрогал копыто.
Эль хмурилась.
Наемница, не скрываясь, глянула на руки стражника (чистые), на его колени.
Она поморщилась:
— Надо внутренности извлечь.
— А почему их? — не смог принять это так просто стражник.
— Почему? — повторила наёмница. И словно бы покраснела. — Почему… Мы знаем, что на «сердце» эти звери выходят!.. Где мы достанем другое?
И чтобы избежать дальнейших пререканий, подняв крестовину над головой, девушка воткнула лезвие между покатых рёбер.
Биение. Словно волна жара пронеслась по грудине. Не могу сказать, что это было, но медальон как будто дёрнулся. Как нечто живое. И дышащее.
… Я заметил тени! Никуда они не ушли, а просто сгрудились под тушей! Так, что и впритык заметить было невозможно!..
— Не тро…
Я крикнул… а уже спустя мгновенье лезвие вспороло. Грубая кожа звучно лопнула — и струя чёрного дыма ударила в стоящих. Она разошлась. Маслянистая. Густая… И вся в несмешивающихся белёсых разводах. Она накрыла. Я лишь руки выставить успел. Подобраться. Но и это ничего не дало. Эта гадость полезла в нос и уши. Она будто прошла насквозь.
Вспомнилось утро…
Ночь я не спал… А после просто забыл об этом. Прямо совсем. Какая-то необыкновенная лёгкость чувствовалась в теле. И в голове… Будто бы искры, покалывая, гуляли под кожей, и голова стала лёгкой. Взгляд вот только постоянно возвращался к баррикаде.
… к бар-икаде.
… к б**рик…
… дрянь схлынула.
Я согнулся. Выдохнул судорожно. Глянул себе под ноги, где дым ещё гулял. Он вымывал из меня белёсые разводы. Странную дымку.
Из меня.
Из всех стоящих.
Тихое поскрипыванье. Песнь петуха. Яму больше не засыпали.
Собравшиеся застыли. Серые шершавые лица селян, казались неживыми в жёлтом свете.
Столбы.
… Они стояли.
… И я стоял… Странно.