Я моргнул.
Ухватился за корни.
Сердце стучало.
— Ты ещё здесь⁈
Прямо под ухом, а после что-то небольшое невероятно быстро проскочило у меня под мышкой. Дух-хозяин зашуршал. Он спустился, но сразу же вновь застучал каблуками по лестнице. Ухватил мой рукав и потащил.
— Человек, ишь ты, — донёсся пренебрежительный, полный раздражения голос.
Вновь спустившись, Фавоний первым делом бросил рулон в общую серую кучу. Пнул край со злостью, но тут же расправил.
— Всё я один!… Всё один.
Во тьме я задел носком что-то твёрдое. И услышал перезвон. Кажется, это был коровий медный колокольчик. Взгляд вновь вернулся к «очагу». Теперь я точно знал, что это он.
Я видел.
Аромат говядины и птицы… Мне очень сильно хотелось есть.
— … И не сутулься!.. Ишь ты!
XXI
Пос. Трува.
Восемнадцатый день седьмого месяца двадцать третьего года.
Я взял книгу. И не задумываясь отметил пару заминов на обложке. Чуть приоткрыл, вглядевшись в прошивку. Переплёт держал.
… Карандаша не было. За корешком должен был быть заложен карандаш. Им нужно было писать… Но его не было.
«И что теперь?»
— А где ты её прятал? — с плохо сдерживаемой угрозой. — Я ведь раз десять перерывал мешки.
— По соседям. Отдаёшь в качестве залога, а после возвращаешь.
— А…
— Пиши, — оборвала меня Эль.
— Чем⁈
Гратц только пожал плечами. Чуть поковырявшись, он достал из Моих вещей банку чернил. И перо.
Необыкновенно красивое: длинное, цветное и с завитком на конце.
— Пи-ши, — повторила Эль.
Я одарил «ногемсеранта» испепеляющим взглядом. Однако тот словно бы этого и не заметил.
— Я могу отправить записку Шалудину. Первому придворному волшебнику. Но раньше он не отвечал.
— Всё равно.
Нескольких листов не хватало.
Отрывали их явно в спешке, и действовали хоть как-нибудь.
— То есть… всё написанное… сразу будет отправлено? — как бы случайно уточнил Йозеф Гратц.
— Да.
— Это очень хорошо.
«…»
Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Как она стучит в висках.
— В коНЦе ВСЕ жИТЬ хоТЯТ, — произнёс Век гулко. — ВоОБЩЕ вСЕ.
— … Это правда?
— ДА.
Я облизал пересохшие губы:
— Ты ведь на бойне работал?
После недолгих размышлений мы решили выйти во двор.
Не без труда, я переставил наш пень в тень яблони. Поставил, примостился сверху, и спину упёр в растрескавшийся, начавший от времени «крошиться» верстак. Поставил чернила на посеревшую доску.
Взяв предложенное перо, я… оттянул завиток. Тот сыграл.
… Когда-то волшебник объяснял… Он упомянул, что карандаш нужен «лишь для удобства»… Хотя, на самом деле, я уже вовсе не был уверен, что этот аспект был озвучен.
Взгляд вновь остановился на кустах. Почему-то мне никак не удавалось забыть о них. Казалось, что оттуда вот-вот должен выскочить… кабан.
«Даже если его располовинить… в этих кустах зверь не поместится!.. Ну никак!»
— Не тяни, — оборвала наёмница.
Одно неловкое движенье — и сразу пятно. Большое. Без инструмента такое не вымарать.
Я присмотрелся к ярко-зелёному с желтизною перебору веток над головой. А после к синему и пушистому перу. Его конец оказался не оправлен.
— Отойди, — попросил я девушку. — Мне нужно подумать.
Эль кивнула.
Отсветы ходили по бумаге.
'Уважаемый Шалудин.
Я прошу у Вас прощенья.
Я помню, что обещал регулярно писать, но обстоятельства не позволили мне сделать это. Лишь в семнадцатый день седьмого месяца, находясь в посёлке Трува, я, наконец, сумел отыскать замену утерянному письменному инструменту…'
Перо размазывало. Мне нужно было его оправить… но я никогда не был хорош ни в чём подобном.
Если оставить так, инструмент, по крайней мере, можно было продать.
«Я не чувствую за собою права скрывать, а потому сообщаю: я встретил препятствие. Двинуться дальше пока что не представляется возможным, так как кабаны, порождение враждебной ворожбы, заполонили эти земли…».
Пятна. Они испещрили длинное пространное письмо. Заполонили описанье пережитых событий и покрыли шесть P. S, с пожеланиями здоровья и сил. Я честно пытался подуспокоить волшебника. Возможно, если удастся, расположить или хотя бы привлечь его вниманье.
Текст растворился на бумаге.