Я спрыгнул в реку. Земля посыпалась, и большой, с обтёсанными краями камень пошёл вслед за мною. Он поднял тучу брызг.
Плеск позади стал ближе.
«Ш-ш-ш-ш-щщ—Шша!»
Зиг слишком спешил слезть с баррикады. Он запутался в наваленных брёвнах и упал. Вывернул ногу, так что дальше бежать он уже не мог.
— Докл… Ух… Яс… Кабаны появились на дороге!
— Сколько?
— Четыре головы… Больше я не видел.
— Поджигайте дерево! — Голос Эвенгарта поднялся над общим гамом… — Арбалетчики на стену! Остальные, будьте готовы бросать горящие поленья в поле. Рядовой, что они делают?
Зиг не сразу понял, что обращаются к нему.
Он испугался этой заминки.
— Они… Они вроде ищут что-то.
— Пусть роют… Если станут подходить к воде, сразу доложи Мне… Приведите телёнка!
Не поспевая, Зиг невольно отстал. Огромных усилий ему стоило на одной доскакать до горы из поломанных лавок и столов.
— Но с-сэр… они ничего не роют, — нога вчерашнего мальчишки подломилась. — Они… они только толпятся и смотрят в нашу сторону. Словно чего-то ждут.
Фирс Эвенгарт это выслушал очень внимательно. Он бросил обитый кожей табурет и сам решительным шагом направился ко рву. Проскакав по брёвнам, капитан легко вскарабкался по наваленным сучьям.
Он сощурился.
Проходя сквозь баррикаду, неровный рыжеватый свет углами освящал заросшее поле. Овёс казался чёрным и серым.
Что-то хрустело.
Некоторое время понадобилось глазу, чтобы привыкнуть.
Кабанов не было четверо. Их было больше. Хотя Эвенгарт и не мог сказать сколько конкретно. «Возможно, девять».
Кто-то на самом деле уже обнюхивал дорогу, но остальные пока ещё топтали злаки.
Их было много, и все они были большими, до странности хищными зверьми.
— Соберите селян!.. Пусть каждый взрослый возьмёт оружие, которым владеет!
XXXII
Из передней неслись ругань и лай. Сбитая из неструганых досок дверь распахнулась. Трое мужчин ввалились, Январь вошёл припадающим шагом. Он задел деревянное ведро со старыми подковами.
Едва не рассыпал.
— Бисътро! Бери, с чем може-щь съправиться — и к баррикаде!.. Живее!
Дети голосили, а высокий, сутулый мужчина с большою грязною лысиной смотрел вопросительно.
Он не понимал.
Пламя колыхалось и воняло. Ещё немного и масло должно было выйти, погрузив конюшню во тьму.
Тени зажелтели и заострились. Они гуляли по перекладинам коновязи. По сколоченному на совесть, а ныне совершенно рассыпавшемуся амбару[1]. По черепкам и сену.
Сминая между пальцами козью ножку, Гратц молча прислушивался к голосам. К шуму шагов и гулкому, очень шумному дыханью.
Он подметил ряд факелов, что скоро пронесли за стеною. Проследил за рядом золотистых всполохов.
Лемнику очень хотелось что-то сказать. Но на сей раз он сдержался. Девчонке и так приходилось нелегко: то и дело Эль поглядывала на руку. Пальцы её заметно дрожали. Наёмница с напряжением сжимала, и разжимала их, так что хрустели костяшки.
Шорох на крыше. Словно кто-то на карачках пытался продвинуться по очень, очень старой черепице. Прогнившие доски прогибались и издавали негромкие стоны. Пыль ссыпалась на солому.
— Эль… Ты слышишь?
Наёмница не откликнулась.
— Эль!
— Д!..
— Тыхо! — оборвал её стражник… — Послушай.
Дерево над загонами натужно вздохнуло… и струйка сора в свете фонаря окрасилась в жёлтый.
Стражник привстал. Стараясь держаться от неизвестности подальше, он приблизился к девушке. Встал с нею вровень.
На улице кто-то закричал, заголосил — и доска захрустела. Показалось чьё-то лицо… но сразу же исчезло. Некто ухватился за край прогибающейся доски. Он попытался отодрать.
Гратц закашлялся. Хрипя и свистя. Он несколько раз ударил себя кулаком по тощей, костистой грудине. Чуть попятился. Зацепился и упал на сено.
— А… — начал стражник.
Но сам тут же зажал себе рот.
Морщась, сглотнув, Гратц поглядел на порез на локте.
В проломе показалась голова.
Знакомые белёсые волосы и такие же брови. Пара чёрных точек без ресниц смотрела на Эль.
Охотник ничего не сказал. Он указал движением на стол. Тут же скрылся. По всему огляделся.
Вновь показавшись, Мик едва различимо кивнул.
Эль действовало быстро. Стараясь не шуметь, она отставила простой табурет. Взялась за край большого стола. Посмотрела на Гратца. Морщась и растирая кровь, стражник поднялся. Он ухватился за противоположный край. Чуть приподнял столешницу.
Подумал.
И опустил: